Аналогичным образом каперство оказывало ослабляющий эффект на регулярные силы использующей его страны. Оно значительно увеличивало трудности набора людей на флот, а периодические огромные доходы имели деморализующее влияние на прикомандированных командиров кораблей. Оно поддерживало жизнь в средневековом духе корсарства, ослабляя современный военный дух, который требовал действий, направленных на вооруженные силы врага. Формировалось общественное мнение, которое неизбежно должно было определить, что для операций против морской торговли спорадические нападения не могут быть так же эффективны, как организованная система операций, обеспечивающая действительный стратегический контроль морских коммуникаций противника. Более зрелый и широкий взгляд на войну выявил, что тактическая торговая блокада – то есть блокада портов – может быть расширена и дополнена стратегической блокадой главных торговых путей. Что касается моральных принципов, между двумя видами блокады нет существенной разницы. Признавая принцип тактической, или ближней, блокады, невозможно отрицать принцип стратегической, или удаленной, блокады. Разница между ними заключается только в их влиянии на нейтралов, больше ни в чем.
Да и с какой стати отдельные аспекты войны должны отрицаться на море, если же аналогичные вещи позволительны на суше? Если на земле позволительны контрибуции и реквизиции, если можно оккупировать города, порты и захватывать внутренние коммуникации, без чего захват не может считаться полным, а война эффективной, почему следует отказываться от тех же процедур на море, где они имеют значительно меньшее воздействие на человека? Если вы отрицаете право контроля над коммуникациями в море, логично сделать то же самое на земле. Если вы признаете право контрибуций на суше, то должны признать и право захвата на море. Иначе вы дадите сухопутным военным державам экстремальные военные права и не оставите морским державам вообще никаких прав. Разве это справедливо?
Поскольку идея уничтожения частных захватов на море является гуманной и опирается на уверенность, что это укрепит положение морского торгового государства, давайте относиться к ней с уважением. Судя по тому, как ее выражают самые активные сторонники, она основывается на двух заблуждениях. Первое заключается в том, что вы можете избежать нападения, лишив себя наступательной силы и перейдя только к обороне, второе – что война целиком состоит только из сражений между армиями или флотами. При этом игнорируется фундаментальный факт, который говорит о том, что сражения – лишь средства, позволяющие вам делать то, что действительно может завершить войну, – то есть оказывать давление на жителей и их коллективную жизнь. «После разгрома главной армии противника, – утверждает фон дер Гольц, – мы все еще стоим перед проблемой установления мира, как отдельной и в определенных обстоятельствах более трудной задачей… Мы должны заставить вражескую страну настолько полно ощутить тяготы войны, чтобы стремление к миру стало преобладающим. Это не удалось Наполеону. Возможно, будет необходимо захватить гавани, коммерческие центры, важные транспортные артерии, фортификационные сооружения и арсеналы, иными словами, всю важную собственность, необходимую для существования народа и армии».
Но если тогда мы будем лишены права использовать аналогичные средства на море, цель, ради которой мы сражаемся, практически перестает существовать. Конечно, можно разгромить вражеский флот, но противнику от этого будет не намного хуже. Можно открыть путь для вторжения, но любая великая континентальная держава лишь посмеется над нашими попытками совершить это вторжение самостоятельно. Если нельзя собрать урожай своего успеха, прекратив национальную деятельность противника на море, это означает лишение нас единственного законного способа оказания давления, который есть в нашем распоряжении. Флот будет вынужден перейти к таким варварским средствам, как обстрел портовых городов и разрушительные рейды на вражеское побережье.