Великие дни. Рассказы о революции

Утки поднялись над озером, хлопая крыльями. Вот-вот улетят.

Никанор выстрелил. Две утки упали на другом берегу озера. Никанор понял, что ему не доползти до того берега, если он даже будет ползти туда всю ночь. И он заплакал.

Солнце спряталось за гору Гольтоулева, когда Никанор услышал мягкие шаги Гольтоулева и его собаки.

— Помираешь? — сказал Гольтоулев. Сплюнул. — Я тебе говорил, все равно помрешь.

— Дочка Лялеко помирает.

— Помрет, — сказал Гольтоулев.

Помолчал.

— Уток ты убил? Я видал. На той стороне упали твои утки. Не доползти тебе будет. Разве собаку послать за твоими утками. Купец! Сюда!

Собака бросилась в озеро, переплыла его и принесла утку. Поплыла за второй уткой.

— Хорошая у тебя собака, — сказал Никанор. — Добрая собака. У ней я возьму уток. Для дочки утки. У тебя бы не взял.

— Взял бы, — сказал Гольтоулев. — Все равно бы взял.

Гольтоулев пошел. Пройдя шагов сто, оглянулся.

— Теперь, пожалуй, не помрете. Жить будете, уток поедите.

— Не будем есть твоих уток! — крикнул Никанор и бросил слабой рукой уток вслед Гольтоулеву. — Лучше умрем.

— Дело ваше, — сказал Гольтоулев.

Из всех орочон только один Гольтоулев не боялся оспы.

В городе доктор велел ему засучить рукав, смазал руку чем-то крепким вроде водки и тоненьким ножичком сделал царапину.

— Теперь клейменый я, — сказал Гольтоулев.

— Зато бояться тебе нечего, — сказал доктор. — От оспы не помрешь.

— Эко! А если обманываешь, белку хочешь даром получить? Пиши расписку. Если от оспы помирать буду, сына к тебе пошлю. Ты ему белку отдашь назад.

Когда пришла оспа в стойбище Гольтоулева, он подумал:

«Сына теперь у тебя нету, Гольтоулев. Помирать от оспы будешь, кого за белкой пошлешь?»

На другой день после встречи с Никанором у озера спустился Гольтоулев с горы. Шел он посмотреть, жив ли Никанор с дочкой, или уже их нет.

Нагнулся Гольтоулев и, не постучав — зачем к мертвым стучать? — легким шагом вошел в палатку Никанора.

Никанор и Лялеко сидели за столом и пили чай.

— Живы? — удивился Гольтоулев. — Эко! Наверно, моих уток поели, потому живы.

— Не ели мы твоих уток.

— Как — не ели? Ели.

— Не ели мы твоих уток. Пойди к озеру, посмотри, может, они там еще лежат.

— Ели, зачем отпираетесь? Жить теперь будете. Соседей теперь у меня мало осталось, живых соседей. Мертвых соседей и тайгу надо отнести.

— Садись чай пить с нами, коли так.

— Эко! Чай пить зовет. Это кого — меня чай пить зовешь? Иду, иду. Наливай чай-то. Чай у тебя худой. Травой пахнет чай твой.

Весной отправился Гольтоулев в город на легкой лодке, повез пушнину.

— Смотри не утопи пушнину-то! — крикнул ему Никанор с берега.

— Моя пушнина. Твою пушнину вез бы — утопил.

Из города Гольтоулев пришел пешком — скучный. Пришел без всего.

— Ограбили, — сказал, — меня. Пушнину отобрали. Морду маленько не набили.

— Кто отобрал?

Гольтоулев помолчал.

— Война в городе, — сказал он. — Бедные с богатыми воюют.

— Хорошая война, — сказал Никанор.

В том месте, где река ревела и пенилась, встретив гору Гольтоулева, Лялеко увидала лодки.

— Эй! — крикнула Лялеко.

Из палаток вышли орочоны.

— Чего кричишь?

— Гости едут!

Орочоны посмотрели в ту сторону, куда показала Лялеко.

— С этой стороны не доедут до нас гости, — сказал Гольтоулев, — утонут.

— Зачем они едут, ты не знаешь ли? — спросили орочоны.

— Как не знать! — Гольтоулев сплюнул. — В гости едут. Нас грабить будут.

— Эко! Пусть лучше утонут, если так.

Орочоны пошли вверх по течению реки. Побежала и Лялеко.

Внизу река, сдавленная скалами, клокотала. Дальше начинались пороги.

— Эй! — крикнул Гольтоулев со скалы в реку людям в лодках. — Утонете!

— Не утонем! — ответили люди из лодок.

— Утонете! В позапрошлом году мой сын утонул.

Гольтоулев сел на пень, достал из-за пазухи кисет, закурил трубку.

— Я вам говорю, утонете, — сказал Гольтоулев и сплюнул вниз в реку.

— Не утонем, — ответили люди из лодок.

— Не утонут, — сказал Никанор. — Видать, опытные люди. Эй! Правее держите. К тому берегу ближе держите!

Лодки, миновав скалы, приближались. Уже были видны лица сидевших в лодках, бороды, носы. В лодках сидели усталые люди в зимней одежде.

«Должно быть, из зимнего края!» — подумала Лялеко.

Людей в лодках было много, им было тесно.

— Грабить едете? — спросил их Гольтоулев.

Лодки подошли к берегу.

— Пушнину куда положите, если едете грабить? Места у вас мало.

— Да нет, — лениво ответили люди из лодок, — не грабить. Бить едем.

— Кого бить?

— Тех, кто орочон грабит.

— Эко! — удивился Гольтоулев. — Бить?

Приезжие привязали лодки и, оставив одного человека с ружьем — сторожить, пошли.

— Значит, боитесь, чтоб мы вас не ограбили, человека с ружьем оставляете, — усмехнулся Гольтоулев. — А идете куда?

— К тебе.

— Эко! До меня высоко. Тут есть другие. Они живут ниже.

— Кто близко живет?

— Пожалуй, я, — ответил старик Никанор.

В юрасе Никанора стало тесно. Тесно стало на поляне, где стояла юраса. В лесу под горой стало тесно от людей.

Лялеко хотела зайти в юрасу, да застыдилась — там чужие люди сидят, сердитые, бородатые.