Если говорить об общих недостатках советской информационной системы, то главнейшие из них — кондовость, трафаретность подачи материалов. Чего стоит такой доказательный перл из июньского номера «Правды» 1945 года, где назидательно советуется западным идеологам: «Ваши нападки на наш справедливый строй абсолютно безосновательны. Откройте любой из последних томов собрания сочинений великого Ленина или продолжателя его учения тов. Сталина и вы, господа капиталисты, убедитесь в правоте и жизненной силе идей социализма».
Сама природа сталинской системы обрекла пропаганду на шаблонность, неповоротливость, формализм. «Даже коммунистические газеты не переваривают острую полемическую приправу, тем более не приемлют нашу полемику так называемые левые социалистические и буржуазно-демократические газеты. Там нужно действовать именем, фактами, тонким юмором или ученостью». Из последней фразы видно, чего не хватало советской пропаганде.
Вот еще один важнейший «прокол» советской охранной системы в журналистике. Многим способным писателям и журналистам давали задание писать контрпропагандистские материалы, не знакомя их с подлинными буржуазными статьями, которые надо было разоблачать — им часто давали даже не сокращенный перевод, а краткую концепцию содержания западной публикации. Как правило, эта концепция была написана с советским идеологическим преломлением. Своего рода — испорченный телефон. И наш, пусть даже талантливый автор должен был изощряться в контрпропагандистских доводах, абсолютно не ведая, о чем конкретно говорил тот или иной парламентарий, политик или его коллега-публицист. А вот англо-американские газетчики при написании антисоветских материалов были буквально завалены нашими изданиями с подлинными фотографиями рабочих и крестьян в грязных ватниках, и на их столах лежали точные переводы советских статей, если они не владели русским языком. Согласитесь, фактологическая вооруженность конкурирующих «социально-политических фирм» была не одинакова: это было, пожалуй, самое уязвимое место советской прессы и радио. А полностью журналистам не давали перевода западных статей из опасения возможного морально-политического разложения после прочтения хлестких, убедительных буржуазных материалов. Не зря ведь еще в те тоталитарные годы журналисты, владеющие иностранными языками (особенно английским), даже не бывая за границей, но дорвавшись до подлинных номеров «Таймса», «Вашингтон пост», доверительно с шуткой говорили друг другу: «Даа, Запад загнивает, но — вкусно пахнет».
Роль партии умудрялись пристегнуть — как это не анекдотично — даже к восстановлению канализации в разрушенных войной городах.
Как при такой методологии соревноваться с западными журналистами, пишущими с творческими находками, оригинально, без оглядки на цензуру? Оглядывались они только на главного редактора и хозяина издания, которые заказывали тональность материалов. Но это уже издержки журналистики всего мира, ибо абсолютно свободной прессы просто не бывает.
Стремясь усилить руководство Совинформбюро, чтобы оно уделяло больше внимания ведомству, Политбюро своим решением в июле 1946 года освободило Лозовского от работы в МИДе, но оставило командовать СИБ. А 6 октября было принято специальное постановление ЦК, в котором подтверждалась резкая критика недостатков СИБ и перечислялись спасительные меры. В частности, было решено почти вдвое сократить центральный аппарат Бюро, подняв статус его зарубежных представителей, которых приравняли по статусу к первым секретарям посольств. Предписывалось строжайшим образом повально цензуровать все материалы, идущие за границу, усиливалось и техническое оснащение СИБ. (РГАСПИ, он. 3, д. 1053, л. 35–37).
После постановления ЦК развернулась кампания борьбы против «идеологических отклонений и разлагающего, тлетворного влияния Запада». На этой волне и выплыло «инквизиторское» августовское постановление ЦК «О журналах «Звезда» и «Ленинград». Прочитав доклад Жданова о гонениях на эти и другие издания, попытавшиеся несколько оживить свои страницы, Сталин с удовольствием сказал: «Доклад, по-моему, получился превосходным». Эта фраза разоблачает всю игру Сталина в демократизацию политики партии внутри страны.
Примерно в то же время вождь в разговоре с Берией высказался о том, что народ слишком разговорился о взаимоотношениях с Западом и не всегда эти разговоры соответствуют линии партии. Эти слова послужили сигналом для проведения новой волны репрессий, борьбы с инакомыслием. А Сталин же, в целях продолжения политической игры с англо-американцами, в своих выступлениях вплоть до апрельского интервью Г. Огассену не допускал резких выпадов против бывших союзников и продолжал рассуждать о возможностях мирного сосуществования. Так в глазах мировой общественности он поддерживал образ миролюбивого лидера, готового пойти на прогрессивные изменения во внутренней и внешней политике.