Последние деньги, остававшиеся в его распоряжении, Калигула пустил на грандиозные торжества, превзошедшие все предыдущие зрелища. Он объявил, что каждый его подданный должен наслаждаться жизнью так же, как и он. Торговля снова прекратилась из-за того, что день за днем объявлялся Калигулой выходным, чтобы гражданам не нужно было отпрашиваться с работы ради посещения цирков.
Бесконечное кровавое пиршество очень скоро привело к весьма неприятным последствиям. Римляне пресытились удовольствиями, а кошелек Калигулы наконец-то иссяк. Император понял, что ему нечем кормить львов, предназначенных для будущих боев с гладиаторами, которые в свою очередь разбегались из цирков из-за резко упавших гонораров.
Наступил день, когда на арене одного заурядного цирка появились истощенные львы и давно не выступавший пожилой гладиатор с брюшком. Избалованные зрители не захотели довольствоваться столь убогим зрелищем и, поднявшись с тридцати тысяч мест амфитеатра, дружно выказали императору свое негодование.
Реакция безумного Калигулы была молниеносной. Наиболее крикливые заводилы были схвачены стражей и утащены под арену. Там всем отрезали языки и вытолкнули захлебывавшихся в собственной крови людей прямиком к диким зверям.
Римские зрители, привыкшие видеть на арене натренированных профессиональных «охотников», были шокированы видом простых граждан, таких же, как они сами, вынужденных противостоять голодным хищникам.
Более всех остальных от сексуальных извращений Калигулы страдали члены его семьи. Скорее всего, в мир чувственных утех будущего императора ввела его бабушка, не чаявшая в мальчике души. В тринадцать лет он уже имел кровосмесительные отношения со своей четырнадцатилетней сестрой Друзиллой. Взойдя на трон, он заставил двух остальных сестер, Агриппину и Лесбию, развестись с мужьями и разделить с ним ложе. Однако хуже всех пришлось Друзилле. Когда она забеременела, император решил, что ребенок, который родится от их кровосмесительного союза, будет наделен могуществом Бога. Однажды ночью Друзилла погибла, распотрошенная Калигулой. Он пытался вырвать из ее чрева не родившегося ребенка. На следующее утро император объявил, что его возлюбленная сестра скончалась от внезапного паралича. Тело несчастной женщины плотно спеленали и спешно сожгли, пока ни одна из плакальщиц не увидала ее страшные раны.
Однако сам Калигула от души наслаждался зрелищем, кричал и хлопал в ладоши до тех пор, пока последнего неосторожного крикуна не утащили с арены, растерзанного изголодавшимися львами.
Покидая цирк, Калигула сказал капитану своей охраны, безумно поблескивая глазами: «Как бы я хотел, чтобы у Рима была всего одна шея и я мог бы отсечь все эти головы одним ударом».
Кровожадные римляне были шокированы. Больше никто не осмеливался выступать против императора, однако Калигуле по-прежнему нужны были деньги на содержание цирков и армии, чья лояльность основательно поколебалась. Каким бы безумцем ни был Гай Цезарь, он понимал, что ничто не охлаждает гнев разъяренных подданных эффективнее, чем резкое увеличение налогов.
Проблему пропитания львов Калигула разрешил очень просто. Каждую ночь партию преступников из римских тюрем отправляли в амфитеатры и скармливали хищникам. Истощившаяся казна пополнялась средствами, экспроприированными у наиболее состоятельных граждан столицы. Против них выдвигали сфабрикованные обвинения, за скромную плату в несколько золотых монет нанимались лжесвидетели, и в результате обширные имения и состояния этих людей отходили государству в качестве штрафов.
В конце концов, настроив против себя весь Рим, император одумался и принялся выкачивать деньги у порабощенных народов Франции и Испании.
Остатки сокровищ Тиберия император приберег для странного представления, разыгранного в Неапольском заливе с целью опровергнуть пророчество, услышанное Калигулой еще в детстве. Прорицатель сказал мальчику, что получить титул императора у него столько же шансов, сколько перейти залив, не замочив ноги.