Вектор

– Ты пришел неизвестно откуда. Один, злой, наполненный жестокостью и болью, что поселилась в тебе навсегда. Я-то уже давно на Векторе – и знаю точно, что если человек прошел такой путь, пережил муки и страдания и не покинул этот мир, как делают ничтожества, – значит, есть веская причина. Честно скажу: твоя ценность – это лишь правильные место и время. Причина тому – тот факт, что уже давно никто не объявлялся откуда-либо. Новеньких не было давно, очень давно.

Его голос был взволнованным, но не так, как от счастья. Он переполнен теми нотками, что постоянно пытаются докричаться до меня, особенно когда я один. Он вышел из-за спины и встал передо мной, показывая свои безумные глаза и маниакальное выражение лица, которое довольствовалось данным положением вещей. Следовало догадаться, кто это, следовало быть умней. А я, ведомый поисками доказательств обмана, совсем забыл про того, кто не забыл про меня. Джеффри – психопат, который выжил.

– Есть маленькая особенность, – не останавливаясь, продолжал он, – у таких, как ты и я. Мы все думаем, что особенные, что умнее остальных и хитрее самих себя. У тебя бывает такое, что свет вот-вот достанет до тебя, и нужно лишь, раскинув руки, упасть в его теплые объятия? Оставив тьму и все страхи позади, как и частичку себя самого. Ту самую, что помогала выжить в оставленной позади тьме, где она играла роль несколько большую, чем учитель философии, обрезающий веревку каждый раз, когда ты суешь голову в петлю. Ту, что выросла на боли и закономерно отрастила клыки, добавляющие каждую проклятую секунду для спасения и ожидающие лишь одного – более сильного и опасного врага, дабы доказать, что собственное появление было не зря.

Он ходит вокруг меня и говорит все это, надеясь спровоцировать меня, ожидая той реакции, которая возбудит его больной мозг.

– Я знаю, что ты не убьешь меня. – Он медлит, и я решил не останавливаться: – Я не знаю, почему ты еще жив. Да и мне плевать, так же, как тебе на мою историю, – все это уже не имеет значения. Разница между нами в том, что ты знаешь, почему все это произошло, и что похоронило социальное общество, и кто виновен в том, что мы тут.

Если подумать, то каковы шансы выжить сейчас? Я привязан настолько крепко, что чувствую, как металл стирает кожу при любом движении, а ноги почти затекли из-за давления проводов. Так что хватит ломать комедию. Тут он молча вышел из комнаты и меньше чем через минуту вернулся. Швырнув мертвое тело мне под ноги, спросил:

– Неужели он тебе ничего не рассказал? Я удивлен, что наш друг Бен не одарил тебя знаниями, особенно благодаря за то, что ты спас его от меня.

Запись 69

Труп лежит у моих ног и доказывает существовавшую раньше жизнь. Зеркальное отражение того, что я считал ложью, показывает мне истинное положение моего состояния, которое так успешно ускользает от попыток анализа, что с легкостью оправдывает отсутствие в нужный момент проектировщика моих галлюцинаций. Он был живым человеком, который доверился одному безумцу, чтобы спастись от другого, – и зря. Мое самолюбие с примесью приличной дозы паранойи, которая питалась страхом упустить грань истины, создало реакцию, которой со мной еще не было. Я так был уверен, что он – галлюцинация, отчего чуть не убил его и, ведомый этим убеждением, загнал его в ловушку Джеффри. Это равносильно тому, как если бы я сам убил его голыми руками, и хотя в том, что передо мной лежит тело, виновны чужие руки, кровь все же на моих.

– Я вижу, тебя огорчает его гибель. Словно никто из нас не знал, что ждет каждого, кто не умер раньше этого момента.

– Чего ты хочешь от меня? – И вот злость и жажда крови затмевают тихие крики логики, высвобождая лишь инстинкты, на которых держится эта станция. – Почему ты держишь меня здесь? Не пытаешь, не убиваешь, а лишь ведешь диалог, пропитанный твоим жалким существованием? Не для поисков истины или прощения – нет. Причина так проста, что даже непривычна. Ты так жаждешь внимания, хочешь быть услышанным и понятым. Все те, кого ты убил, – они просто были теми, кто не хотел слушать очередного жалкого неудачника.

Без крика или явной агрессии я старался говорить максимально ровно и без запинок, вглядываясь в его реакцию на лице: ничего, кроме удовольствия от моих слов, в нем не было.

– О, мне это нравится, ты знаешь, когда надо выкладывать все карты. Пуская в ход лишь то, что помогает выжить зверю. Каждый день, каждый час, что ты блуждаешь в запятнанных кровью коридорах, лишь приближают тебя к тому состоянию видения этого мира, когда нет ничего прекраснее и желаннее, чем насладиться страданиями тех, кто слаб и жалок.

Он сходит с ума. Не двигаясь, толкает свою речь, держит руки за спиной и, не моргая, прожигает меня мертвым взглядом.