Архимандрит Фотий, когда книга вышит из печати, объявил о своём видении и откровении. Он видел во сне царя; которому на ухо объяснил, где, како и колико вера и церковь обидима есть. И царь обещал всё исправить!.. Ярость Фотия в отношении еретика Госнера не имела границ. Ещё более подогрело его известие о том, что Голицын выхлопотал у государя субсидию в восемнадцать тысяч рублей на покупку дома для проповеднической деятельности Госнера. Фотий стал открыто обличать; Голицына во всех аристократических салонах, а митрополиту прямо сказал, что следует немедля доложить государю о вреде богоотступника Госнера для православия.
В два дня Фотий написал обличение против госнеровского сочинения:
«Диавол духовных и мирских искусил через учение своё и явил слабость веры и хладность любви в них к Богу. И в духовных академиях занимаются наукою, а о вере забыли… Госнеровское сочинение есть одна публикация нечестия, неверия, возмущения и знак, что Госнер есть не просто человек, а во плоти диавол, человеком представляющийся. Оно всё заключает в себе внушение и действо явно и тайно противу Истины Евангельской, противу Престола Царскаш, лично противу царя Александра Павловича, противу учения Церкви и всякаго гражданскаго порядка…»
При обсуждении книги Госнера в Синоде митрополит Серафим столь горячо обрушился на неё, что князь Голицын вспылил и ушёл. На следующий день в заседании комитета министров единогласно был одобрен доклад адмирала Шишкова о признании книги Госнера «оскорбительной для господствующей в государстве нашем Греко-Российской веры». Постановлено было предать книгу сожжению (что и было исполнено на кирпичном заводе Александро-Невской лавры). Долженствовало теперь нанести решающий удар.
Фотий стал писать лично государю. Свои письма он передавал через обер-полицмейстера Гладкого и генерал-адъютанта Уварова, который жил во дворце и был доверенным лицом государя. Первое послание он отправил 12 апреля 1824 года, второе 19 апреля, третье 29 апреля.
Фотий верно понял умонастроение государя, а что не понял, ему растолковали в гостиных. «Как пособить, дабы остановить революцию? – задавался он вопросом в третьем послании. – Надобно: а) уничтожить министерство духовных дел, а другая два отнять от настоящей особы; б) Библейское общество уничтожить на том основании, что Библий напечатано много и оне теперь не нужны; в) Синоду быть по-прежнему, и духовенству надзирать за просвещением, не бывает ли где чего противного власти и вере; г) Кошелева отдалить, Госнера выгнать, методистов выслать хотя бы главнейших…»
Ждали реакции государя, но тот молчал. Однако в день Пасхи он не принял Родиона Кошелева с обычным поздравлением. Кошелев поспешил рассказать о неприятности Голицыну. Князь задумался. Он не всё знал, но чувствовал, как подкапываются под него враги во главе g графом Алексеем Андреевичем, которого государь ценил за бескорыстие и непричастность к мартовскому перевороту. Аракчеева князь сдержать не мог, а вот не допустить к государю митрополита было необходимо.
Приехав в день Пасхи в лавру с поздравлениями, Голицын как бы между прочим обмолвился владыке, что император уехал в Царское Село и приёма не будет. Серафима это озадачило. Планы недругов князя были согласованы, и митрополит должен был нанести последний удар в разговоре с государем. Теперь же наступила неопределённая пауза… Опасно…
Тут доложили о приезде графини Орловой-Чесменской. Владыка поделился с ней своим огорчением, а графиня Анна удивлённо подняла брови:
– Да я только что видела государя на Царицыном лугу!
– Вот оно что… Но утренний выход я пропустил, а день моего доклада не скоро…
– Так поезжайте прямо сейчас! – посоветовала графиня. – Если с поздравлением, можно без всяких докладов.
Митрополит и отправился. Александр Павлович встретил его ласково.
– Ваше величество! – решительно начал митрополит. – Потребны меры неотложныя и скорыя против нарастающего зла. Своим указом вы запретили все тайные собрания, но осталось Библейское общество… Мирские люди в еретическом платье, из разных сект хотят уничтожить православие. Выдумали какую-то всемирную библейскую религию, распространяют еретические книги, и все помышляют, что дело идёт без высочайшей воли… а во главе стоит князь Голицын!
– Владыко, – миролюбиво отвечал император, – вас кто-то настраивает против князя. Он истинный христианин.
– Не смею возражать, ваше величество. Однако именно он явно разрушает церковную иерархию, покровительствует Татариновой, Госнеру…
– Князь не подданный мой, а мой друг. Я не имею возможности переубедить его.
– Вы, ваше величество, имеете возможность почтить князя всячески… Он управляет в трёх местах, а действует во вред и православию, и просвещению… разве что на благо почтового ведомства…
Александр Павлович всё понял, но ясного ответа не дал, хотя и горячо поблагодарил за предупреждение и раскрытие зла. Наслышанный о скрытности императора, митрополит Серафим уже сожалел о своей горячности. А ну как удалят не князя, а его самого? Но обратного хода не было.