Век Филарета

В то самое время член Комиссии духовных училищ Ястребцов издал перевод книги «Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению духа Христова». Книга была в комиссии одобрена и разослана по духовным и светским учебным заведениям. По поручению митрополита Серафима было подготовлено обличение, где доказывалось, что «сия нечестивейшая, революционная книжица – воззвание к бунту, дерзкое, лукавое воззвание противу православной церкви, противу правительства и гражданского порядка. Книга сия в Париже была издана за два года перед революцией, отчего ясно можно видеть, что злодейство втайне готовится и в России». Донос через графа Бенкендорфа был доведён до сведения государя.

А в гостиной графини Орловой по вечерам вещал отец Фотий:

– Сколько зрим мы поборников учений еретических? Тьмы. Но нельзя сим устрашаться. Поборите голову змия, и он падёт. Так восстанем противу нечестивцев, противу верхушки их!.. Дала мне сестра Анна сочинение владыки Филарета, коего причисляют к учёнейшим, «Записки на Книгу Бытия», с вопросом, читать ли?.. Пролистал сей труд и принуждён был умыть руки после сего, Он и так называемая «Библейская история» не заслуживают внимания верных христиан. Филарет осмелился назвать «библейскою историей» сочинение, в коем говорится о лицах, вовсе не упоминаемых в Библии!.. Худой дух идёт из академии. Хвалят сочинения Герасима Павского – знал его, в обращении приятен и много учен, но в писаниях вышедших сам сатана глаголет его устами! Берегитесь, братья и сёстры! Рядом враг, близко!..

Недовольство голицынским управлением нарастало. Действия его сподвижника Михаила Леонтьевича Магницкого в Казани осуждались повсеместно. Магницкий, человек легкомысленный и честолюбивый, испытал уже превратности судьбы. Будучи правой рукой Сперанского, он был арестован и сослан вместе с ним, вместе с ним же оправдан и возвращён в Петербург. Там каждое воскресенье он приходил в домовую церковь князя Голицына и на видном месте усердно клал земные поклоны. Трудно было его не заметить. Магницкий сумел войти в доверие к Голицыну, стал членом Комиссии духовных училищ, активистом Библейского общества. Назначенный губернатором в Симбирске, завёл там отделение общества, в которое побуждал вступать всех чиновников и дворян. Устроил на площади города публичное сожжение сочинений Вольтера и подобных вольнодумцев, кои отлично знал, будучи сам до ссылки открытым безбожником. За сей подвиг он получил назначение попечителем Казанского учебного округа.

При решении вопроса император, выслушав ходатайство князя, отложил бумагу и взглянул с иронической улыбкою:

– Так ты того твёрдо хочешь?

– Да, ваше величество, я уверен, он хорошо будет исполнять свою должность, – ответил Голицын.

– Пусть будет так! – Александр Павлович взял перо, но вновь обратился к князю: – Я наперёд тебе говорю, что Магницкий будет первым на тебя доносчиком!

Голицын недоумевал и досадовал на доверчивость государя к дурным слухам.

А Магницкий разворачивался вовсю. В Казани ханжа обвинил лучших профессоров университета в неблагочестии и уволил. Анатомические препараты были изъяты из шкафов медицинского факультета и захоронены на ближайшем кладбище. Одобрение сих действий со стороны отца Фотия получило известность в столице.

Превзойти Магницкого задумал попечитель Петербургского учебного округа Дмитрий Петрович Рунич. Он распорядился выкрасть конспекты лекций нескольких профессоров университета и написал на них министру донос. Князь Александр Николаевич несколько растерялся, читая такие перлы: «…Хотя в тетрадках Плисова не найдено ничего предосудительного, но это самое и доказывает, что он человек вредный, ибо, при устном преподавании, мог прибавлять, что ему вздумается». Однако отступать князю было уже невозможно. Три профессора были уволены: Рунич получил орден Святого Владимира 2-й степени. (Когда он явился с официальным представлением по этому поводу к великому князю Николаю Павловичу, тот иронически поблагодарил его за изгнание Константина Ивановича Арсеньева, который смог теперь всё своё время отдать Инженерному училищу, и попросил выгнать из университета ещё нескольких способных преподавателей).

Однако когда Магницкий появился после «казанской битвы» в столице, он мигом почуял перемену в соотношении сил и не колеблясь перебежал к сильнейшему. Не говоря никому, он съездил в аракчеевское имение Грузино, где имел продолжительную беседу с хозяином и даже составил бумагу с описанием тонких моментов в деятельности духовного министерства и Библейского общества. С сей бумагой граф ознакомил Шишкова и митрополита Серафима. Первый бросился писать очередное обличение, второй всё ещё колебался.