Век Филарета

– Двух только и открыл ревнителей веры: один – отец Михаил, священник Ризположенской церкви, другой – отставной чиновник Смирнов, у коего открылись глаза на службу его в столице. Книга его с обличением зловерия полезна. Ты, сестра, – повернулся он к графине, – дай ему на издание сколько можешь… А ересеначальников у вас много, ох, много!

Екатерина Сергеевна Герард молча слушала отца архимандрита, но её коробил высокомерный, поучающий тон Фотия. Владыка Филарет при всей своей славе и то более смиренен. Как ни любила Екатерина Сергеевна свою сестру Софью и графиню Анну, а не метла разделить их восхищение Фотием. Она смолчала, но полагала полной дуростью уничтожение графиней Анной в её дворце многих скульптур и картин, сочтённых Фотием «греховными», служащими лишь «похоти очёс».

Обсуждали недавнее посещение государем Валаамского монастыря, где победитель Наполеона смиренно преклонял голову перед простыми монахами, а от одного принял и съел репку. Дамы смахивали с глаз слезинки, выступившие от умиления, но Спасский перевёл разговор в тон обличительный:

– Запретил государь все тайные общества, беспокоясь о благомыслии народа своего, но все ли следуют сему примеру? Не о Божиих делах помышляют многие вельможи-богоотступники, а об одном нечестии! – горячо говорил отец Фотий. – На них глядя, туда же и простой народ!.. Купцы у вас стали в театры ходить, а театр – бесовское служение, работа мамоне, мурование плоти… Сии языческих мерзких служб останки, капища сатаны, воды прелести диавольския и училища нечестия, сеть князя тьмы, зелёный сад насмешливый…

– Простите, отец архимандрит, – воспользовался заминкой старый екатерининский вельможа князь Юрий Владимирович Долгорукий. – Что вы разумеете под «садом насмешливым»?

– И пение, и комедии, и трагедии, и всякого рода представления и явления, – серьёзно отвечал тот. – Сие всё суть виды единой мерзости!

Лакей начал разносить чашки с чаем и тарелочки с бисквитами. Воспользовавшись этим, князь наклонился к сидевшей рядом Герард:

– А ведь он искренен! И прав – отчасти!

– II voit le diable ou n’existe pas[26]… – так же понизив голос, ответила Екатерина Сергеевна.

Фотий остался посещением первопрестольной недоволен. Правда, денег он набрал благодаря графине более тридцати тысяч, да ещё духовная дочь просила принять в дар митру ценою в сто тысяч, однако же в обществе встретил явное нерасположение. Он надеялся на почётные и торжественные встречи, на приглашение для совместного богослужения, а холодная вежливость владыки Филарета его обидела.

Московскому архипастырю конечно же сообщили о раздающейся в его адрес критике попа Михаила и сочинителя Смирнова, коих поддерживает графиня Орлова. Ожидали громкого негодования и запретов, но владыка велел оставить сие дело без последствий.

Неспешно входил владыка Филарет в дела обширной епархии, вникая в сущие мелочи. По его настоянию в духовных школах к проповеданию стали привлекать способных учащихся. Он дозволил заменять толкование Священного Писания чтениями творений святых отцов в переводе на вразумительное русское наречие.

Благотворительность оставалась для него одним из важнейших дел, и в нём он нашёл для себя немалую опору в московской аристократии. Князь Сергей Михайлович Голицын, граф Потёмкин, Дмитрий Горихвостов, княгиня Волконская с готовностью отзывались на его приглашение помочь бедным сельским храмам или в выкупе православных из турецкого плена. Круг его знакомств сложился меньший, нежели в Петербурге, но отношения оказались теснее, доверительнее.

Петербург, однако, не оставлял его своим вниманием. Князь Александр Николаевич прислал ему короб отборных ревельских килек и письмо, в котором замечал: «…Вы говорите, что в Петербурге без вас и на пылинку пустоты не осталось, но я Вас могу уверить самым сильным доказательством в противном: по приезде Государя сюда мы имели разговор об одном деле, и Его Величество у меня спросил, надолго ли Ваше отсутствие будет из Петербурга, и когда я сказал, что два года, то Государь сказал: куда долго!»

По желанию императора архиепископ московский был вызван Синодом в Петербург для участия в решении насущных церковных дел. Сложилось так, что большую часть года ему приходилось проводить в невской столице, а со своею паствою – часть осени и зиму.

В августе 1822 года митрополит Серафим встретил его с ласковой настороженностью. Дроздов считался всеми человеком Голицына, и сколько ни наслышан был владыка Серафим о независимости и самостоятельности Филарета, всё же предпочёл держать его на расстоянии. С князем отношения у Серафима сразу не сложились. Владыка привык уже в епархии к определённой самостоятельности, теперь же он чувствовал себя одним из многих чиновников министра духовных дел, передающего ему указания даже не лично, а через директора духовного департамента, вольнодумца и масона Александра Тургенева.