Почему-то сильнее всего запах чувствуется у меня в кабинете и в спальне. Разумных причин тому нет — дождя не было уже несколько недель, и в то же время шторы слегка влажные на ощупь. Когда я указал на это Дейзи, она имела дерзость усомниться, так ли это на самом деле. Ну не выдумал же я это! Я приказал зажечь огонь во всех каминах и тщательно проверить комнаты. Это вызвало изрядное ворчание у меня за спиной — служанки недовольны необходимостью таскать уголь в такую жару. За что, по их мнению, я им плачу, если не за работу?
Все это очень утомляет, и я не в состоянии был сделать ничего полезного по Пайетт. Я переписываю куски, которые уже перевел, и не притрагиваюсь к толкованию, которое пока представляет собой просто несколько начерно записанных идей.
Сегодня утром, едва я засел в кабинете за чтение, меня вдруг отвлек странный звук — казалось, будто за окном кто-то еле слышно скребется. На постукивание птичьего клюва это похоже не было, скорее на когти. Приподняв раму, я вроде бы краем глаза заметил, как что-то скрылось в зарослях плюща. Я приказал молодому Уокеру срезать плющ у окон и установить ловушки для крыс. Если это не поможет, Коул позовет Эйба Трасселла с его ручным хорьком.
Теперь я уверен, что всю эту историю с окном устроила Айви. Сегодня вечером, ложась спать, я обнаружил, что оконная рама опять поднята, хотя перед ужином я ее проверял и она была надежно закрыта. Тут я все и понял. Как и с угрем, Айви пытается меня нервировать, устраивая фокусы с окном, чтобы показать, какая она важная и полезная.
Я допросил ее, и она, конечно, все отрицала, но я знаю, что она врет. Еще один подобный случай, и ее придется уволить.
Странно — ты можешь несколько десятилетий о чем-то не думать, а потом вдруг воспоминание об этом внезапно всплывает у тебя в сознании.
Сегодня вечером, только я погасил свечу и собрался заснуть, как мне вспомнилась история из моего детства. Как няня Траши схватила меня за руку и растопырила мне пальцы, чтобы показать, как она утверждала, перепонки между ними — хотя это, как и многое из того, что она мне говорила, было злобной выдумкой.
— Видите? — прошипела она тогда. — Это дурная кровь себя показывает. Я вас знаю, мастер Эдди. Я знаю, что вы сделали.
Воспоминание настолько живое и яркое, что я чувствую, как ее грубая холодная рука сжимает мою руку. Но все это случилось, когда я был ребенком.
Может, я вспомнил все это из-за сна про озеро на болоте? Неважно. Я знаю, почему воспоминание проявилось. Я спал в непроветренной комнате, которая воняет гниющими водорослями. Надо будет утром поговорить с Дейзи.
Окно у меня в спальне открывает все-таки не Айви, у нее бы не получилось. Прошлой ночью его снова открыли, а ее в доме не было: она ушла в Вэйкенхерст на очередные роды своей матери и вернется только завтра.
Почему же тогда сегодня утром, когда я проснулся, окно опять было наполовину открыто? Болотом пахло сильнее обычного, один угол шторы торчал наружу. Когда я втянул его в комнату, он оказался мокрым.
Как это могло случиться? Дождя ночью не было, а роса, какой бы сильной она ни была, никак не могла насквозь промочить штору.
Перечитал Пайетт и взял себя в руки. В ее эпоху пышно расцвел страх перед дьяволом. В книге полно чертей и злых духов. Это меня и нервирует. Каждый раз, когда я сажусь за работу, я вынужденно вспоминаю это несчастное «Возмездие» и черта в углу.
Возьми себя в руки, Эдмунд. Кошмары и чудовища годятся для женщин и детей, а не для историков! А заодно и Шекспира вспомни: «Черт на картине страшен лишь детям»[21].
Ни с того ни с сего в памяти у меня всплыло еще одно воспоминание из детства. Оно просочилось в мой разум сегодня после обеда, когда я работал.
Дейзи в этот момент снаружи мыла переднюю лестницу. Она, наверное, случайно перевернула ведро, потому что я услышал, как оно звякнуло и полилась вода. И вдруг я снова стал мальчишкой и смотрел, как стекала вода на плиты пола буфетной, когда ее внесли, вытащив из озера.
Когда ее принесли, я увидел, что она ужасно изменилась. Рот и глаза ей забили водоросли, волосы позеленели. Тело у нее было синевато-серое и раздулось до непристойности. Кое-где свисали какие-то лохмотья, словно каучук, а вместо живота была дыра с рваными краями, потому что угри проели ее изнутри.
Это уж слишком. Не могу больше писать.
Глава 23
Но действительно ли это воспоминание? Или мне кажется, что я это помню? Может, я просто подслушал разговоры слуг? Мне же тогда было всего двенадцать, мне не разрешили бы увидеть такой ужас.
Нет, скорее всего, я просто услышал болтовню слуг, а со временем мой мозг превратил их пересуды в подобие воспоминания. Именно это пугающее подобие воспоминания и настигло меня в кабинете, когда Дейзи перевернула ведро. Именно из-за него я и не спал прошлой ночью.