Вэйкенхерст

Пока сорока шагала туда-сюда по краю дымоходной трубы, Мод выкинула испорченную страницу и вставила в пишущую машинку новую. Сорока спланировала на газон, стряхнула влагу с перьев и вперевалочку прошествовала перед окном, будто пытаясь привлечь внимание Мод. На самом деле, конечно, не пыталась. У нее не поблескивали глаза тем особенным блеском, а на лапе не было серого шрама. Это не Болтушка. Болтушка умерла.

У Мод начали трястись руки. За глазами накапливалась ноющая боль. Она осторожно и аккуратно встала, вышла из библиотеки, взяла пальто и шляпу и вышла из дома через переднюю дверь, очень тихо, чтобы не побеспокоить отца. В лицо ей ударил мокрый снег. В груди болело так, что тяжело было дышать.

В каретном сарае никого не было. До полудня оставалось совсем чуть-чуть, слуги ушли обедать. Мод зашла в упряжную и спряталась за закрома. Оттуда ей слышно было, как Красотка и Маргаритка жевали корм. Дышать все еще было трудно, она хватала ртом воздух и чувствовала, будто голова у нее вот-вот взорвется.

Шаги по гравию, потом голос отца:

— А, Уокер… Ты видел мисс Мод?

Мод зажала рот ладонями.

— Да, сэр, — ответил Клем где-то совсем рядом.

— Ну и где она?

— Кажется, она направлялась к церкви, сэр.

— Боже, перед обедом в церковь?

— Да, сэр.

Раздраженный выдох.

— Ладно. Можешь продолжать работать.

— Да, сэр.

Все еще зажимая рот руками, Мод слушала, как отец уходит прочь.

— Хозяин ушел обратно в дом, мисс, — негромко сказал Клем.

Она хотела его поблагодарить, но слишком сильно плакала. Он коснулся ее плеча:

— Ну-ну, не надо.

— Эт-то я винова-а-а-та… — выдохнула она между судорожными всхлипами.

— Нет, что вы…

— Нет, я! Я ее к-кормила, я ее п-приманивала к насесту! Если б она не постучалась в окно…

— …то села б на крышу или на фронтон. Так уж поступают сороки, — он стоял рядом и трепал Мод по плечу, будто она лошадь.

Постепенно ее рыдания стали утихать.

— Я бы дал вам платок, — сказал он, — только он недостаточно изящный.

Мод шмыгнула носом. До сих пор никому не приходило в голову употребить слово «изящный» для чего-то, что связано с ней. Вытерев глаза пальцами, она ущипнула себя за переносицу, чтобы удержать слезы.

— У меня даже нет тела, чтоб оплакать ее, — гневно сказала она. — Она бросила Болтушку в костер, словно мусор.

— А вот тут вы ошибаетесь, мисс.

Она уставилась на него:

— То есть?

Он застенчиво улыбнулся:

— Ну, я ее вытащил из огня, понимаете? Она наверху на сеновале, завернутая в мешок. Чуть-чуть обгорела, конечно, но на холоде сохранилась.

— Ох, Клем, спасибо! Это лучший подарок, который я в жизни получала!

— Это обгоревшая сорока-то?

Она рассмеялась со всхлипом.

Он опирался одним локтем о закрома. Мод хорошо видны были змеистые вены на тыльной стороне его ладони и выступающая косточка на запястье. Она потрогала косточку пальцем. Клем дернулся, но не отодвинулся.

Она осознала, что назвала его по имени.

— Клем, — сказала она просто потому, что это приятно. — Спасибо, Клем.

* * *

Из «Книги Элис Пайетт»

перевод и толкование Э. А. М. Стерна

Несмотря на груз, лежащий у нее на совести, ничтожная грешница не могла заставить себя признаться в своем тайном грехе. И страх ада в ней стал так велик, что неделями ее мучили духи. Черти хватали ее и таскали, палили ее в адском пламени. Она видела муки ада, где души проклятых вечно поджаривают на огне, будто рыбу в масле, а других вечно топят в замерзающих трясинах и снова оживляют, чтобы топить еще и еще…

* * *

— Папа, я тебе буду нужна после чая? — спросила Мод, передавая ему очередную страницу Пайетт.

Он поднял на нее взгляд:

— Я пока не знаю, Мод. А что, у тебя какие-то планы?

Она хотела отнести мертвую Болтушку к озеру, но поняла, что зря спрашивала разрешения. Отец всегда звал ее в последний момент. Даже если он говорил, что Мод ему не нужна, это ничего не значило — он часто передумывал, и только бывало она усядется с книжкой, как он ее позовет. Иногда Мод гадала, не нарочно ли он это делает, но склонялась к тому, что скорее нет, — она для него была недостаточно важна, чтобы делать что-то нарочно.

— Да нет, ничего особенного, — соврала она. — Если я тебе понадоблюсь, я буду в библиотеке.

Вскоре он принес ей еще одну страницу на перепечатку:

— Хорошо бы ты перепечатала это до второго завтрака.

— Да, папа.

Он посмотрел во французское окно, и Мод увидела, что он заметил отсутствие насеста для Болтушки. На мгновение он встретился с ней взглядом светло-голубых глаз. Ни один из них не упомянул сороку.

Когда отец ушел, Мод села и положила руки на колени. На последних страницах его дневника были наброски чертей из церкви святого Гутлафа, а еще он нарисовал Болтушку. Мод увидела этот набросок на следующий день после того, как сороку убили.

«Я тебя ненавижу, — безмолвно заявила она отцу. — Ты убил маман, а теперь и Болтушку. Ты потерял право на мою любовь. Осталась только ненависть».

Она впервые призналась в этом самой себе и не почувствовала никакой вины, только удовлетворение и источник силы.

* * *