Веер

Я хотел бы полететь на самолете
И увидеть прекрасный город Москву
Ведь только так я смогу помахать рукой
Сразу всем своим друзьям
Всем своим друзьям
Всем своим друзьям
Я хотел бы поплыть на пароходе
И увидеть прекрасный город Москву
Ведь только так я смогу разглядеть лица
Сразу всех своих друзей
Всех своих друзей
Всех своих друзей
Я хотел бы пойти пешком
И увидеть прекрасный город Москву
Ведь только так я смогу пожать руки
Сразу всем своим друзьям
Всем своим друзьям
Всем своим друзьям!

Конечно, песни бывают разные, а уж песенки – тем более. К очередному юбилею столицы поэты-песенники на деньги мэрии и не такого насочиняют. Но тут было сразу две странности.

Во-первых, пели совершенно искренне. От души. С чувством. Так, пожалуй, распевали пионеры в старых детских фильмах, собираясь на сбор металлолома.

Во-вторых, и это уже ни в какие ворота не лезло, песня-то была складная! Рифмованная! Я это четко слышал, хотя слова никак не укладывались в размер и никакой рифмы не имели.

Только увидев певунов (песня как раз закончилась и начался бодрый разноголосый галдеж, очень органично сплетающийся с птичьим щебетом), я понял, в чем тут фокус.

Пели не по-русски. Способности функционала позволяли мне понимать чужой язык как родной, но вот поэтического перевода не обеспечивали.

А что пели не на русском… так трудно было бы ожидать иного от десятка чернокожих мальчишек и девчонок. Им было, пожалуй, от семи до двенадцати лет, мальчишки – в шортах, девочки в шортах и маечках, все босиком – у нас так беззаботно без обуви даже в деревне не походишь, быстро найдешь ржавые гвозди и битые бутылки. Кое-кто чуть светлее, кое-кто черный до фиолетовости, но все дети, бесспорно, были чистокровными неграми.

Детей сопровождала молодая девушка, тоже чернокожая, с пухлыми, навыкат, губами, но одетая в легкое ситцевое платье в цветочек, которое ожидаешь увидеть на девушке из глухого русского села. В руках у девушки был букет цветов – очень официальный, четыре алые розы в целлофане.

Я так и встал как вкопанный.

Это что еще за мир? Заселенная неграми Россия? О, какая неожиданная и радикальная национальная идея!

Девушка увидела меня и дружелюбно помахала рукой. После чего воскликнула:

– Дети! Раз-два-три!

Дети перестали галдеть и носиться кругами. Это был какой-то очень хитрый способ передвижения, девушка шла по тропинке, а дети носились вокруг, будто обезумевшие планеты, норовящие сойти с орбиты, но при этом все-таки продвигались примерно в одном направлении. Но теперь они сбились в более-менее неподвижную кучку и, белозубо улыбаясь, разноголосо завопили:

– Травствуйте!

– Здравствуйте!

– Здрасте!

– Сраствуйте!

И даже:

– Расте!

Самая маленькая девочка не в лад, но зато более чисто пискнула:

– Привет!

Я выдавил немного натужную улыбку и воскликнул:

– Привет! Здравствуйте!

Видимо, ритуал знакомства был исполнен, и дети тут же разлетелись в разные стороны. Девушка осталась стоять, видимо, дожидаясь меня. Я подошел ближе.

– Здравствуйте! – на чистом русском, хотя и с акцентом, произнесла негритянка. – Мы вам не мешаем? Своим гвалтом?

– Нет, нет, ничего, – запротестовал я. – Дети! Как могут дети мешать, очень люблю детей!

– Ох, это не дети, это ироды. – Девушка картинно утерла со лба несуществующий пот и засмеялась. – Маша. Марианна Сейласи.

– Кирилл.

– Они с Берега Слоновой Кости, – чуть приглушив голос, сказала Марианна. – Неделя как приехали.

– А! – Я сообразил, что, по мнению девушки, должен был что-то понять. – Ясно. Ну как им Москва?

– В восторге, конечно. Мы сейчас с ними пели песенку про Москву. Вы знаете французский?

– Так это французский был? – удивился я. – Ну… чуть-чуть понимаю, да. «Всем своим друзьям, всем своим друзьям!» Хорошая песня.

Марианна кивнула. Покосилась на подопечных.

– Нам пора. До свидания, Кирилл! Дети, раз-два-три!

– Тосвидань!

– Досведанья!

– До свидания!

– Дозьвидьянья!

И только самая маленькая девочка опять выделилась, четко сказала:

– Пока!

Я решил, что эта девочка если и не самая способная к языкам, то явно самая сообразительная. Процессия удалилась в сторону моей башни, а я все еще стоял, с любопытством глядя вслед.

Туристы? С Берега Слоновой Кости? Да уж…

Беженцы? Вот это более вероятно.

Только что это за Россия и Москва, где принимают беженцев из самых задрипанных африканских стран?

Все интереснее и интереснее.