Рекс Тудор, покидая Испанию во главе семи тысяч чудом уцелевших готов, все же счел возможным известить о своем оглушительном поражении божественного Майорина. Правда, он сильно преувеличил силы своих врагов, и когда несчастный Первика, добравшийся на исходе осени до Картахены, назвал падре Викентию истинную цифру франков и варенгов, высадившихся на Лиссабонскую пристань, легат епископа Льва ему не поверил. Картахена, уже знавшая о грядущей напасти, гудела как потревоженный улей. Город был удачно расположен на берегу Внутреннего моря и являлся морскими воротами едва ли не для всех испанских провинций, никогда не прекращавших торговлю ни с Африкой, ни с Византией. Вандалов картахенцы не боялись, поскольку успели пожить под рукой не только божественных императоров, но и варварских вождей. И, по мнению большинства горожан, Майорин стоил Янрекса, а Янрекс стоил Майорина. Участвовать в нападении на Карфаген жители огромного города-порта не собирались. С какой стати им ввязываться в чужую свару? Правда, флот Майорину они построили. Почти две сотни новеньких галер, способных принять на борт тридцать тысяч легионеров со всеми необходимыми припасами уже покачивались в гавани на ласковых волнах, готовые понести гордых римлян к величию и славе. Война в далекой Африке могла, конечно, повредить торговле, но непосредственно Картахене боевые действия не угрожали. Увы, как выяснилось, до поры. Никто так и не понял, откуда появились в Галисии варенги и франки, да еще в таком количестве, что разгромили в пух и прах воинственных готов и повергли в трепет римских орлов. А ведь под командованием Майорина находилось уже тридцать хорошо снаряженных легионов, готовых приступом взять древний город Карфаген.
— Так их всего семь тысяч? — разочарованно протянул Викентий, пристально при этом глядя на посланца Ратмира холодными глазами.
Первика видел легата во второй раз в жизни. Они уже встречались в Галисии в лагере Майорина после победы готов и римлян над свевами рекса Ярого. И кажется, не очень понравились друг другу. Во всяком случае, за себя Первика ручался. А когда он узнал, что падре Викентий путается с язычниками, доверие нотария к нему упало до нуля. А ведь этот костлявый и далеко еще не старый человек доводится, если верить слухам, родным сыном епископу Льву. Тому самому епископу Льву, который с божьей помощью спас Рим от гуннов Аттилы. Многие за этот беспримерный подвиг почитали его как святого. Прискорбно, что столь благочестивый пастырь породил столь злобную ехидну. Вот уж воистину неисповедимы пути господни.
— Малая численность не помешала варварам разгромить готов рекса Тудора, которых насчитывалось свыше тридцати тысяч, — утешил расстроенного легата нотарий Первика.
— Но они вряд ли сумеют взять Картахену, — поморщился Викентий.
— Не берусь судить, падре, — вздохнул Первика. — Знаю только, что Лиссабон они взяли за один день, а готский стан разгромили в одну ночь.
— Ты уже виделся с Майорином?
— Дукс Ратмир считает, что именно ты, падре, должен представить меня ему, как очевидца страшных событий.
— И что ты скажешь императору?
— Скажу, что страхи по поводу пиратов, напавших на Галисию, сильно преувеличены. Варенги и франки помогли свевам рекса Миодрага разгромить готов Тудора, но на Картахену они не пойдут.
— Ну что ж, светлейший Первика, я представлю тебя божественному Майорину, думаю, императору полезно будет узнать правду из первых рук.