Беседа с самого начала приняла доверительный характер. Божественный Олибрий был настолько любезен, что пригласил своих сановников и посла божественного Василиска к накрытому столу. Сам он ничего не ел, лишь пригубил вино из серебряного кубка, зато внимательно выслушал рассказ Феофилакта о событиях, происходивших в Константинополе в этом году. Легкость, с которой божественный Василиск изгнал из столицы империи наглого исаврийца, произвела на патрикиев очень большое впечатление. За столом божественного Олибрия собрались люди, считавшие себя потомками древних римских родов, и любую победу над варварами они рассматривали как новый шаг к возрождению Великого Рима. Орест предложил тост за здоровье Василиска, и его охотно поддержали не только патрикии, но и сам божественный Олибрий. Феофилакт в свою очередь предложил выпить за союз Рима и Константинополя на страх многочисленным врагам империи, чем вызвал горячее одобрение присутствующих.
Пока что ничего существенного ни во дворце, ни вокруг него не происходило. Утолив голод и жажду, патрикии вели неспешную беседу, в основном на отвлеченные темы, старательно обходя все острые углы. Аполлинарий рассказал о новой постановке в Одеоне, который он посетил на днях. Феофилакт поведал о скачках в Константинополе, которые устроил в свою честь божественный Василиск. Магистр двора Евсорий, страстный поклонник «синих», был страшно огорчен их последними неудачами и своей бурной реакцией вызвал улыбку на губах божественного Олибрия. О пророчествах безумного Марка никто из сановников, присутствующих в зале, даже не заикнулся. Божественный Олибрий заговорил о поэзии, сиятельный Юлий его с удовольствием поддержал и даже продекламировал отрывок из Вергилия, вызвав у патрикиев взрыв патриотических чувств. Конечно, в зале ощущалось напряжение, особенно вначале, однако с течением времени оно постепенно рассеивалось. Летние ночи в Риме коротки, и патрикии стали все чаще поглядывать на окна в ожидании рассвета. По прикидкам Феофилакта, до восхода солнца оставалось всего ничего. Комита клонило в сон, но он мужественно боролся со своей слабостью. В зале становилось душновато, но никто не рискнул открыть окно, дабы не навлечь на себя гнев Олибрия. Неожиданно для патрикиев это сделал сам император, в задумчивости прохаживавшийся по залу. Божественный Олибрий вздохнул полной грудью свежий воздух и, обернувшись к гостям, произнес:
— Солнце встает, патрикии. Давайте выпьем за новый день.
Услужливый Аполлинарий бросился к императору с кубком в руке, но в этот миг Олибрий вдруг покачнулся, схватился рукой за шею и рухнул словно подкошенный. Комит финансов замер в двух шагах от поверженного императора. Страшно закричал магистр Евсорий. Телохранители ринулись спасать Олибрия от невидимой опасности, но тот в их помощи уже не нуждался. Император не успел даже испугаться, настолько неожиданно обрушилась на него смерть. Тело его уже коченело, а на полных губах продолжала стыть блаженная улыбка человека, сбросившего с плеч тяжких груз забот.
— Но этого не может быть! — взревел Орест, вскидывая руку к небу.
Феофилакт был согласен с префектом Италии, но это не помешало ему склониться над телом императора вслед за епископом Медиоланским.
— Видишь это маленькое отверстие, комит? — спросил Викентий у византийского посла.
— Кажется, его укусила оса, — нахмурился Феофилакт.
— Мне почудилась тень за его спиной, — задумчиво проговорил епископ, выглядывая в распахнутое окно. Патрикии последовали его примеру. Чуда не было. Зато имелась в наличии веревка, свисающая с крыши. Именно по ней спустился убийца, по ней же он, скорее всего, поднялся наверх.
— Проверьте крышу! — рявкнул на телохранителей Орест. — Мы должны поймать убийцу.
Конечно, убийца мог уколоть императора в шею иголкой, пропитанной ядом. Но Феофилакту прежде не приходилось слышать о столь быстро действующем средстве. Ведь все произошло в одно мгновение. Олибрий схватился за шею и тут же рухнул словно подкошенный. Странная смерть, с какой стороны ни посмотри.
— Но ведь оса была, — растерянно проговорил Аполлинарий. — Я ее видел собственными глазами.
— Укус осы не смертелен для человека, — покачал головой Викентий. — К тому же даже самому гнусному насекомому не нужна веревка, чтобы проникнуть в человеческое жилье.
Веревка была серьезным аргументом в пользу предположения, высказанного епископом Медиоланским. Непонятным оставалось другое — зачем Олибрий распахнул окно? Неужели не мог потерпеть еще немного? Или ему вдруг стало дурно? За весь вечер император не прикоснулся к еде, зато вино он пил в больших количествах. А последние два часа он провел на ногах, прохаживаясь по залу из конца в конец. Что если яд был подсыпан в вино, а веревка повешена над окном для того, чтобы отвлечь внимание от истинного отравителя? Но ведь вино императору поставлял сиятельный Орест, никак не заинтересованный в его смерти.
Мучительные размышления евнуха прервал префект Италии, вернувшийся в зал после неудачной охоты за убийцей.