Ведун Сар

— Чтобы бросить тень и на покойного епископа, и на всю христианскую религию, — охотно пояснил Орест. — Силы ада не станут похищать тело праведника, а если они его забрали, то, значит, Амвросий грешен, значит, он преступник, от которого отвернулся Бог.

— А кто такой Глицерий? — спросил Феофилакт.

Услышав этот невинный, в общем-то, вопрос, Орест даже зубами заскрипел. Тем не менее он нашел в себе силы, чтобы продолжить прерванный рассказ:

— Глицерий — комит схолы агентов, он один из главных охотников за сиятельным Марком.

— Тогда зачем сын Ратмира объявил его новым императором? — растерянно развел руками Феофилакт.

— Откуда же мне знать?! — взвизгнул Орест. — Возможно, этот дьявол во плоти решил бросить тень на едва ли не самого преданного сторонника божественного Олибрия.

— И ему это удалось?

Орест ответил не сразу. Он довольно долго и старательно гладил свой чисто выбритый подбородок, прежде чем высказать свое мнение по этому поводу.

— Я комиту агентов верю, — сказал он наконец. — Хотя у монсеньора Викентия имеются кое-какие сомнения на его счет. Когда-то Глицерий был чиновником свиты императора Валентиниана и участвовал во многих его забавах сомнительного свойства. В том числе и в языческих мистериях. Епископ Медиоланский полагает, что во время одного из таких обрядов Глицерий, сам того не желая, мог переступить грань, отделяющего христианина от язычника.

— Иными словами, продать душу дьяволу, — холодно бросил Феофилакт. — И теперь демон, с которым он заключил договор, требует от него выполнения взятых на себя обязательств.

– Можно сказать и так, – кивнул Орест. – Божественный Олибрий, надо отдать ему должное, не пошел на поводу у безумного Марка и оставил Глицерия на службе, но былого доверия к комиту агентов у него нет.

– Император знает, что ему вынесен смертный приговор?

– Разумеется, – вздохнул Орест. – Сегодня вечером все преданные божественному Олибрию люди соберутся в его покоях, дабы собственными телами прикрыть императора от грозящей беды. Мы приняли все меры предосторожности. Пищу, которую принимает император, я проверяю лично, то же самое относится и к вину. Олибрию надо во что бы то ни стало пережить нынешнюю ночь. В этом случае слава сиятельного Марка падет в грязь, никто больше не будет слушать незадачливого пророка.

– Мне бы хотелось в эту ночь быть рядом с божественным Олибрием, – сказал Феофилакт. – Надеюсь, он не откажет в просьбе старому знакомому?

– Думаю, присутствие умного человека в императорском дворце не будет лишним, – кивнул Орест.

Глава 6 Приговор

Нельзя сказать, что божественный Олибрий являл собой образец спокойствия в эту ночь, тем не менее он весьма любезно принял Феофилакта, решившего разделить с ним нешуточную опасность. Дворец императора был окружен гвардейцами. По словам Ореста, их было более трех тысяч. Три легиона пехотинцев и тысяча клибонариев находились в резерве и в любую минуту готовы были ринуться на помощь Олибрию. Если Марк решил с помощью городского сброда атаковать дворец, то его затея изначально обрекалась на провал. Все входы и выходы дворца были наглухо перекрыты. Почти все слуги, за исключением тех, которых Олибрий знал лично, удалены. Первый этаж дома и подвал были буквально забиты гвардейцами. А зал, в котором император собирался провести, возможно, последнюю ночь в своей жизни, охранялся двумя десятками отборных телохранителей, готовых разорвать любого, кто рискнет покуситься на их благодетеля. Этим верным натасканным псам Олибрий верил как самому себе. О чем он без обиняков заявил Феофилакту. Кроме телохранителей в зале находились еще несколько мужей из свиты императора, а также епископ Викентий Медиоланский, призванный силой креста отгонять нечистую силу. Среди высших чиновников ростом и благородством осанки выделялся магистр пехоты Юлий Непот. Если верить Оресту, этот человек уже успел отличиться в войне с франками Ладо. Нельзя сказать, что римляне в том противоборстве одержали победу, но Арль и прилегающие к нему земли им все-таки удалось отстоять. Новый комит финансов империи высокородный Аполлинарий тоже приглянулся византийскому послу своей любезностью и умением поддерживать беседу даже в тех непростых обстоятельствах, в которых оказались люди, пришедшие в эту ночь, чтобы поддержать императора. Что же касается магистра двора Евсория, то Феофилакт хорошо его знал еще по Константинополю. Евсорий доводился Олибрию родственником и неизменно пользовался его расположением еще с тех пор, когда император был простым сенатором.