Девушка схватила сетку с яйцами и стала кидать ими в парней, потом подняла огромный арбуз и швырнула в капот машины. Раненый автомобиль, жалобно урча, развернулся и начал удирать от падающих сверху предметов.
Оскар сел, дождь смывал кровь на землю, которая с жадностью впитывала её. Молодой человек улыбнулся, теперь он был уверен, что к нему бежит Светлана. Она подняла его на ноги и втащила в подъезд.
Марину разбудили крики, доносящиеся с улицы, она открыла глаза и не поняла, где находится. За окном шёл дождь, женщина стала вслушиваться в его сырой шелест — шум и ругань растворялись в нём. Зазвонил телефон, она перевернулась на другой бок. Телефон продолжал настаивать. Марина, укутавшись в одеяло, подошла к зеркалу, сняла трубку и положила обратно.
На кухне в раковине стояла грязная посуда, валялись куриные кости. Она включила воду, чтобы отмыть остатки засохшей еды. Даже вода текла медленнее, чем обычно.
Марина выпила кофе с коньяком, причём коньяку было столько же, сколько и кофе. Она позвонила маме, никто не ответил. Словно плывя в молоке, она подошла к окну, на неё смотрело наглое, умытое солнце. Оно плясало, натыкаясь на ватные облака, шлёпая их и подгоняя, а они, поджав зады и толкаясь, скользили, растворяясь в небытие. Но вдруг солнце заволокла туча — тяжёлая, наполненная слезами и громами. Капля упала на щёку Марины, она рванулась к телефону, набрала ещё раз. Опять молчание. Марина начала метаться по квартире, натягивая на себя вещи, смешивая предчувствие чего-то недоброго с собственными же заверениями, что всё образуется и жизнь войдёт обратно в колею, из которой её кто-то выбил, вывихнул в неправильную сторону. Когда Марина выбежала на улицу, не зная, куда ей податься и отчего спасать своё пошатнувшееся счастье, перед ней, как в сказке, остановилось жёлтое такси, в котором сидел её принц, пахнущий ёлкой и заботой.
— Тебе куда?
— Строгино. Улица Исаковского, дом 10 дробь 2.
Иван моча вёз её мимо московских домов, московской жизни.
Марина сидела, отвернувшись к окну, и её нервы стали будто стеклянными, тронь их чуть сильнее, и они разобьются, рассыплются в прах. Иван открыл дверь и подал руку.
— Я с тобой.
— Нет.
— Да.
Они поднялись на второй этаж, в подъезде вместо запаха кошек стояла колом вонь хлорки, и от этого Марину начало тошнить. На третьей ступеньке лежал пластмассовый смятый стакан, один из боков был прожжён сигаретой. Марина подняла его и посмотрела в дыру.
— Что ты всякую гадость собираешь. Брось, — приказал Иван. Марина, ничего не ответив, взглянула на него. Такими глазами на него смотрела жена, когда ей сказали о том, что их дочь глуха. Иван привлёк Марину к себе, какая она маленькая и хрупкая! Ему сделалось страшно, он прижал её ещё сильнее, чтобы спрятать от всего мира. Марина дёрнулась и пошла по ступенькам вверх.
Она позвонила в дверь, опять никто не ответил. Она снова подняла руку, медленно поднесла к звонку, рука дрожала. Стена была серая и ребристая, а дверь тяжёлая и неприветливая, она позвонила ещё раз.
Марина остервенело жала на звонок, мама не отзывалась, тогда Марина кинулась в сторону и с разбегу бросилась на дверь, к ней подбежал Иван и схватил её. Маринино тело билось мелкой, холодной дрожью. Он рванул её сумку и вытащил ключи, быстро открыл дверь, ринулся в квартиру.
Воздух был тяжёлый от запаха, который жёг нос, по стенам расползались тени, где-то под потолком зловеще жужжала муха. Иван взметнул рукой и схватил её, поднёс к уху, та тихо сказала:
— Уведи Марину. А сам иди в комнату.
Иван метнулся к входной двери, Марины там не было, он вбежал в другую комнату, она стояла и смотрела на мать. В комнате нестерпимо воняло тухлятиной.
Вера Петровна сидела в высоком кресле и наблюдала за чёрными человечками, бегающими по траве, её глаза стекленели на солнце, венка на виске, такая же, как у Марины, не билась. Иван попытался закрыть глаза, веки застыли и не поддались. За спиной послышался шум — Марина упала в обморок.
В лаборатории, в которой Иван нёс ответственность за противопожарную безопасность, случился пожар — одна из сотрудниц серьёзно пострадала. Кто-то забыл выключить масляную баню, и масло так разогрелось, что начало гореть. Старший научный сотрудник Нина Васильевна Щёголева притащила из других комнат три пятидесятикилограммовые торбы с песком, чтобы засыпать пламя. Когда двое дюжим мужчин — грузчик из ресторана и Иван — пытались отнести обратно одну из них, они использовали весь запас непристойных выражений — торба была длинная, узкая, с острыми ручками, которые впивались в кожу.
— Как же ты, Нина, их дотащила?
— Испугалась. Звонила директор, сказала, что сейчас приедет комиссия в полном составе.
— Вот клопы, будут всю ночь кровь сосать.
— Я останусь?
— Иди, ты и так устала. Может, Максиму позвонить, чтобы тебя встретил? Поздно уже.
— Нет, у него сегодня вечерняя смена. Давай я тебя подожду?
— Как он?