— Ага. Значит, на машине пое… Черт! Совсем забыл. Машина-то тю-тю. В поросенка превратилась. Вот кто ты после этого, Геремор?
— Ну прости, — раздраженно воскликнул белокурый эльф. — Я в Олло целил. Руки тряслись, промазал.
— Прости, прости, — проворчал милиционер. — «Жигуль» отцовский. Батя шкуру с меня спустит, как узнает.
— Что ж я сделаю, если поросенок убежал, — оправдывался Геремор.
— Никуда он не убежал. Я его в деревне у одной бабульки пристроил. А ты что, можешь обратно расколдовать? — в Мишином голосе прозвучала робкая надежда.
— Конечно, могу, — воскликнул Геремор. — Правда, могут быть небольшие осложнения, все-таки заклинание предназначалось Олло. Но попробовать надо.
— Долго расколдовывать-то? Время дорого. Один черт знает, чего этим похитителям в головы взбредет.
— Минута. Только заклинание прочесть. Главное, чтобы поросенок был тот самый.
Молодой человек вскочил на ноги.
— Тогда чего же мы ждем? Вперед. Наташу пора вызволять.
— Ну нет, — уперся Геремор. — В таком виде я с места не двинусь. Мы же на бродяг похожи. Приодеться надо.
Гиллигилл поднялся с бревна.
— И впрямь, пойду-ка, переоденусь, — сказал он. — А то с утра в исподнем шастаю.
Орк скрылся в избушке.
— А нам что делать? — сказал Миша. — Решайте скорей, а то я один пойду.
— Сейчас, сейчас, — пробормотал Геремор, открывая золотую коробочку. — Такие наряды справим — закачаешься. Не то, что здешнее рванье.
Он окинул взглядом Мишу и Олло и начертал на крышке несколько символов.
— Пагаратта иннаинн кратт имр!
Над поляной сгустилось зеленое облачко. Внутри что-то зашуршало, зазвенело, защелкало — будто там пряталась целая швейная мастерская. Потом на траву тихо опустились три полотняных свертка.
— Примеряем! — бодро воскликнул Геремор. — Мишин — левый. Олло, твой — правый. Мой — посередине.
В свертках оказались снежно-белые кафтаны, расшитые серебром, такие же штаны и рубахи. И еще — по паре сапог из мягкой кожи.
Сапог Геремор не взял — его ботфорты, несмотря на все передряги, оставались в идеальном состоянии. Зато с удовольствием натянул все остальное. Серебряные ленточки весело позвякивали в белокурых волосах эльфа, когда он прохаживался по поляне, проверяя, удобны ли новые вещи. Геремор стал прежним красавцем-сердцеедом.
Неподалеку Олло тоже разглядывал обновки. Не то из-за особенностей хозяйской фигуры, не то из-за какого-то внутреннего дефекта кафтан сидел на Олло несколько кособоко, и топорщился, будто был набит сосновыми шишками. Но рыжего эльфа это ничуть не волновало, и он остался доволен новым приобретеньем.
И только Миша взирал на новое платье с видом фельдфебеля, которому предложили примерить клоунский парик.
— Чем недоволен? — спросил Геремор, заметив кислую физиономию молодого человека. — Матаренское сукно. Самый лучший крой. Я двадцать золотых выложил за это заклинанье.
— Видишь ли, — сказал Миша. — Как бы получше объяснить. Дело в том, что у нас кафтаны уж лет двести не носят. Вышли из моды, знаешь ли.
— Ах да, совсем забыл, — пробормотал Геремор. — Что ж, могу еще предложить тунику, робу со штанами, набедренную повязку…
— В твоем магазине и это есть?
— Конечно, — Геремор пожал плечами. — Что же прикажешь, в бане шубу одевать? Кстати, шуба тоже есть…
— Давай уж робу со штанами, — сказал молодой человек. — Только без этой вашей вышивки.
— Без вышивки ничего нет, — заявил эльф. — Крестьянского не держу.
Через минуту милиционер получил широченные белые шаровары и светло-голубую длинную рубаху без пуговиц, сплошь покрытую вышивкой. Едва взглянув на новые вещи, он решительно потребовал вернуть кафтан. Переодевшись, Миша стал похож на стрельца на службе у Снежной Королевы.
Вскоре появился Гиллигилл. Рядом с приятелями он выглядел лихим байкером, который невесть как очутился на светском рауте времен Ивана Грозного.
Когда с переодеванием было покончено, эльфы приторочили к ремням мечи, забросили за спины луки и колчаны, и вся компания отправилась в путь.
Глава 17
Появление бравой четверки в деревне Закобякино сопровождалось чередой фатальных событий.
Дачницы Мартынова и Фролова, проведшие десять лет в кровопролитнейшей и упоительнейшей войне из-за пограничной межи шириной полшага, впервые за эти годы не обменялись традиционными колкостями. Изощреннейшие «шпильки», на выдумывание которых ушла вся рабочая неделя, так и не были произнесены.
Баба Маша, только что отрубившая голову драчливому петуху, застыла с окровавленным топором в руках, не замечая, как обезглавленную тушку стаскивает с чурбака бесстыжая лапа соседского кота.
Тракторист Иванов не дошел нескольких метров до магазина, в котором собирался затариться водкой. Постояв, с четверть минуты перед дверьми, он вдруг направился в противоположную сторону. Следом потянулось еще несколько человек.
По прошествии какого-то времени собутыльникам, которых Иванов оставил дожидаться в лесочке, пришлось возвратиться к исполнению прямых трудовых обязанностей, ибо они отдали непутевому трактористу всю свою наличность.