– Я не брежу. – Эгле смотрела ему в глаза. – Ну с вашим-то опытом – неужели не ясно, что я не вру?! Я точно знаю, что они там бродят в темноте, это не сон и не кошмар, их просто надо вывести! Подать знак! Вы же сами сказали, что мы не сдадимся! Сдаемся, да?!
– Я не стану сжигать вам руку.
– Я инициированная ведьма! И вы, и Мартин подписали документ, согласно которому нас можно пытать! Нужно пытать! Вы сами понимаете, какой вы лицемер?!
Он сузил глаза. Эгле испугалась. Он развернулся на каблуках и отошел подальше, в противоположный угол комнаты.
– Лицемер, – тихо повторила Эгле. – Лицемер. Тридцать пять лет во главе Инквизиции, а общего стажа лет пятьдесят…
– Пятьдесят пять.
– …И такие сверкающие доспехи. Такая щепетильность. Такая эмпатия. Сколько сотен раз вы пытали ведьму, хотела бы я знать.
– Эгле, заканчивай.
– Я еще даже не начинала. Время идет, они уходят все дальше, впадают в кому…
Он перешел в оперативный модус. Обомлев от ужаса, Эгле пересилила себя и посмотрела прямо на него.
Он не сразу, будто нехотя, вернул себе человеческий облик.
– Погоди, – сказала Ивга. – Давай отдохнем.
Он замедлил шаг:
– Может быть, отдохнем дома?
– Знаешь, – сказала Ивга, цепляясь за его руку, – мне кажется, мы не выйдем, Март. Я очень устала… У меня подгибаются ноги. Я хотела бы проснуться…
– Это не сон.
Он легко поднял ее над землей и взял на руки. Ивга судорожно обняла его за шею, но ничего не сказала. Через секунду успокоилась и задышала ровнее:
– Ты помнишь, как ты отлупил того мальчишку в детстве? А ведь он был старше…
– Ну мама. – Он улыбнулся. – Ты понятия не имеешь, сколько мальчишек я отлупил, пока ты не смотрела.
– Март, тебе не тяжело? Может, ты попробуешь выбраться… один?
Он не ответил.
– Прости, – сказала она испуганно. – Я не хотела тебя обидеть. Я так страшно боюсь тебя обидеть всегда… и постоянно нарываюсь.
– Ты не можешь меня обидеть, – сказал Мартин. – Никогда. Не бойся.
Он давно потерял направление. Он перестал считать шаги. Он не знал, вверх идет или вниз. Привыкший видеть в темноте, он не различал сейчас очертаний собственного носа. Темнота становилась плотнее, липла к лицу, будто паутина. Только упрямство заставляло его двигаться дальше. Тупое упрямство.
Клавдий принес нашатырь из кухонной аптечки. Скрутил жгут из льняной салфетки. Эгле наблюдала за его приготовлениями с плохо скрываемым страхом.
– Передумай, – сказал он мягко.
Она помотала головой. Нет, разумеется, она не передумает. Она идет напролом, как таран, и подчиняет Клавдия своей воле. Он не мог вспомнить, кто и когда в последний раз так сильно на него давил.
Он поставил на стол миску, доверху заваленную кубиками столового льда. Сел рядом на расстоянии вытянутой руки, протянул ей скрученную жгутом салфетку. Она взяла – выхватила – жгут из его пальцев, решительно сжала зубами. Протянула Клавдию левую руку. У нее была узкая белая ладонь с длинными пальцами. Клавдий взял эту руку в свои, Эгле дернулась от его прикосновения, но заставила себя расслабиться.
– Готова? – спросил он. – Точно?
Она кивнула.
Он начертил знак в одно касание, за долю секунды. Еле слышно зашипела кожа, Эгле закричала сквозь сжатые зубы и начала терять сознание. Он сунул нашатырь ей под нос.
Эгле закашлялась, разбрызгивая слезы. Выплюнула льняной жгут. Посмотрела на Клавдия мутными глазами, склонилась над Мартином и протянула над его лицом обожженную ладонь.
Вспышка ударила по слепым глазам, и Мартин на секунду зажмурился. Огромная белая звезда горела, как прожектор, над горизонтом, заливая светом призрачный пейзаж впереди, кусты, ручей – и дорогу, извилистую дорогу, ведущую прочь с холма.
– Что это? – прошептала Ивга, цепляясь за его шею.
– Выход, – сказал Мартин пересохшими губами. – Мы уходим отсюда, держись.
На неподвижном лице задрожали ресницы. Расширились ноздри, шевельнулись губы, будто Мартин пытался что-то сказать. Эгле оглянулась на Клавдия, будто спрашивая, видел ли он то же самое, не померещилось ли ей.
– Да?!
Клавдий бросился к Мартину, склонился над ним, вцепился в его руку: пульс участился.
– Да, – сказал он, не веря себе.
– Мартин, – лихорадочно зашептала Эгле. – Ну давай, ну! Выходи оттуда! Вставай!
Слезы и пот катились по ее лицу, падали крупными каплями на голое плечо Мартина, как будто шел дождь.
– Значит, я брежу? – бормотала она. – Значит, я строю воздушные замки, да?!
Мартин глубоко вздохнул. Клавдий вцепился в его ладонь:
– Март…
Мартин не двигался, его веки больше не дрожали, и губы не шевелились. Лицо застыло. Снова замедлился пульс.
– Мартин?! – Эгле трясла его. – Давай, ну давай!
Мартин не отвечал, и Эгле закричала – в ярости, тонко и зло, ее крик хлестанул по ушам. Качнулась люстра, опасно зазвенели окна, грохнулась рамка со стены, и стекло разлетелось вдребезги. Клавдий положил руку Эгле на плечо:
– Стоп.
Он боялся, что она не справится с собой, но она оборвала крик почти сразу, и ветер в комнате утих. Клавдий выпустил ее и отошел подальше. На секунду остановился рядом с Ивгой; та ничего не слышала, ни о чем не заботилась, ее лицо оставалось отрешенным и равнодушным.