Ведьмин вяз

С грехом пополам я втолковал блиннолицей даме из регистратуры, что мне нужно, но, не успев отойти, тут же позабыл ее объяснения и в конце концов очутился в лабиринте лестниц и бесконечных коридоров с полом из синих пружинящих плит, по которым, не обращая на меня внимания, спешили люди в хирургических костюмах, среди палат с металлическими кроватями, веселенькими голубенькими занавесочками, испитыми серыми лицами, стонами, пищащими аппаратами; калека на костылях тащился куда-то, устремив в пространство жуткий отрешенный взгляд, так хорошо мне знакомый. Я уже запутался, на каком я этаже, боролся с накатившей паникой – я никогда отсюда не выберусь, застряну тут навсегда, – как вдруг, завернув за угол, увидел в дальнем конце коридора худую темную фигуру, спиной ко мне, руки в карманах пальто. Даже в ослепительном белом свете я узнал Рафферти.

В этом месте он показался мне спасителем. Я поковылял к нему со всей прытью, на которую был способен, и он обернулся.

– Тоби. – Гладко выбритый, свежий, бодрый, пахнущий каким-то хвойным одеколоном, казалось, больничная обстановка никак на него не влияет. – А я вас жду.

– Где он?

Рафферти кивком указал на двойные двери. Сбоку виднелось переговорное устройство с изображенным на кнопке звонка колокольчиком, при виде которого в горле у меня забулькал истерических смех: я вспомнил колокола Квазимодо.

– Его как раз осматривают. Сказали, как закончат, можно будет его проведать.

– Что случилось?

– Сам не знаю. Я вчера ушел от него около половины одиннадцатого. Он устал, собирался поспать, но чувствовал себя неплохо, даже пошутил, мол, если уж ему выпала возможность в последний раз куда-то выбраться на выходные, он предпочел бы Прагу. Я распорядился, чтобы к нему заходили каждые полчаса, проверяли, не нужно ли чего, не вызвать ли врача. – Другой на месте Рафферти хоть немного, да оправдывался бы, он отвечал за Хьюго, и чем все кончилось, но он говорил со мной совершенно ледяным тоном, словно посвящал коллегу в события минувшей ночи. – Дежурный сказал, что Хьюго заснул часов в одиннадцать, полдвенадцатого. Ни жалоб, ни болей, ни просьб, ни тошноты. В последний раз к нему заходили в шесть утра, он еще спал, дышал спокойно. Я приехал в двадцать минут седьмого. Он лежал без сознания на полу. Мы тут же вызвали “скорую”. Я рассказал им и про рак, и про приступы.

За двойной дверью ничего не было видно, пустой коридор, белый, синий, хромовый.

– И что они сказали? Доктора?

– Да почти ничего. В приемном отделении его осмотрели, отвезли на КТ, затем сообщили, что положат сюда, в реанимацию. Я не родственник, поэтому со мной они особо не распространялись. Сказали только… – Рафферти подвинулся, чтобы поймать мой взгляд, потому что я то и дело озирался, пытаясь освоиться, все вокруг казалось мне подозрительным. – Тоби. Обычно, когда в больницу привозят кого-то из арестованных, мы ставим возле палаты полицейского. Мало ли, арестованный попытается сбежать, или на кого-нибудь нападет, или просто захочет сказать нам что-то важное. Но врач сказал, что с вашим дядей ничего этого не понадобится, и отправил меня ждать в коридоре.

– Но… – начал было я, Рафферти пытался что-то объяснить, но я его не слышал. – Если у него… очередной приступ, для этого есть таблетки. Ему можно помочь…

За моей спиной скрипнула дверь, я обернулся. Вышел коренастый седой мужчина в зеленом хирургическом костюме, снял латексные перчатки.

– Вы с Хьюго Хеннесси? – уточнил он.

– Да, – ответил я. – Я его племянник. Что случилось? Он… жив?

Врач дождался, когда я к нему подойду. Лет шестидесяти, широкоплечий, при этом какой-то дряблый, однако же двигался самоуверенно, как профессиональный боксер, как будто остальные находятся здесь исключительно с его позволения. Скользнул по мне взглядом – набрякшее веко, приволакиваю ногу, – я лишь зубами скрипнул от такой бесцеремонности.

– Вы же знаете, что у вашего дяди опухоль мозга?

– Знаю. Ее обнаружили пару месяцев назад, кажется, в августе…

– У него было кровоизлияние в мозг. Это частый случай, опухоль ослабляет и разрушает ткани, и возникает кровотечение. Кровь создает давление на мозг. Поэтому он и потерял сознание.

– Он уже… – Сам не знаю, что я хотел спросить, то ли “Он уже пришел в себя”, то ли “Он уже умер”, но доктор продолжал говорить, словно меня тут и не было.

– Мы его стабилизировали. Кровоизлияние влияет на давление – у вашего дяди оно было очень высоким, – мы дали ему препараты для снижения давления. Ну а дальше будем наблюдать, посмотрим, как он будет себя чувствовать. Мы надеемся, что он скоро придет в сознание. Многое зависит от того, насколько поражен мозг.

Я наконец понял, кого мне напоминал этот врач, – тот козлина-невропатолог, когда я лежал в больнице, тоже пропускал мимо ушей все мои вопросы, будто бы я несу какую-то чушь, которая и внимания-то не стоит.

– Он… – “Поправится”, хотел сказать я, но это же глупо, Хьюго уже не поправится, но я не знал, что еще спросить.