Словно врач, который, приложив к груди стетоскоп, слушает биение сердца, я слушала Ларисины мысли, жалея, что не имею возможности с ней общаться. Ей нравилось наблюдать явления природы, когда та демонстрировала свое могущество, которому не в силах противостоять самоуверенный человек, почему-то возомнивший себя ее повелителем. Лариса увидела, как среди экипажей с поднятым верхом, блестящим от скопившейся влаги, и скорчившимися, унылыми кучерами в брезентовых плащах бодро проехала открытая двуколка с весело глядевшими на мир офицеров! в мокрых мундирах. Один из них размахивал открытой бутылкой шампанского и что-то кричал. Было плохо слышно, и Лариса явственно прочитала по губам только одно слово: «Фронт!»
Стряхнув искусственную меланхолию, она мысленно устремилась к бравым офицерам, решившим таким образом отпраздновать свое отбытие на передовую, вот только было неясно, попадут ли они туда вовремя? Киев вместе со статусом прифронтового города принял «сухой» закон, и, скорее всего, этих офицеров вместо фронта будет ожидать гауптвахта на Печерске. Хотя, если Провидению будет угодно, их не удостоит своим вниманием военная жандармерия и властителем их Судьбы станет случай в виде пули, штыка или снаряда.
— Лора, мне так зябко! — послышался слабый голос худенькой, болезненного вида женщины, неслышно возникшей у девушки за спиной. — Ты уверена, что хорошо протопила печь?
Лариса с тревогой посмотрела на мать: еще совсем недавно властная, уверенная в себе женщина, она после смерти отца сильно сдала, постарела, словно потеряла ту опору, которая держала ее на земле. Тяжелое материальное положение, в котором оказалась семья после смерти отца, заставило их отказаться от горничной, и вся работа но дому легла на дочерей, в большей степени на младшую — Ларису, так как старшая сестра Мария недавно устроилась сестрой милосердия в военный госпиталь, прервав учебу в университете Святой Ольги.
— Хорошо, маменька, но я еще подброшу дров. — Лариса подошла к печке и открыла дверцу — топка была полностью забита дровами, не успевшими прогореть.
Дополнительный приток воздуха раздул пламя, языки, которого жадно выглянули наружу в поисках поживы, я от неожиданности еле успела отскочить, а девушка поспешно закрыла дверцу. Лариса вернулась в свою комнату, рассчитывая немного отдохнуть за сборником стихов «Счастливый домик» Владислава Ходасевича, придерживающегося классической стихотворной формы, не в пример новомодным поэтам-экспериментаторам, играющим со словом, как с мячиком. В этом я с ней была полностью солидарна.
— Лора, там кто-то пришел, звонит — пойди открой Сдверь, — вновь послышался голос матери.
«Кому не сидится дома в такое ненастье?» — удивилась Лариca, и я, словно привязанная, последовала за ней к входной двери. На пороге я увидела хрупкую рыжеволосую девушку в капоре и в плаще мышиного цвета, из-под которого выглядывало длинное сине-серое платье. Рядом с ней стоял круглолицый полноватый молодой человек лет двадцати пяти, в темном макинтоше и кепи. Из-под расстегнутого макинтоша виднелся клетчатый костюм-тройка, еще я заметила светлые гетры, совсем не по погоде. В первое же мгновение, как только Лариса его увидела, она подумала, что он ей кого-то напоминает, хотя с этим человеком не была знакома. Мне же он напомнил Джеки Чана, если бы тот сделал пластическую операцию по европеизации лица.
— Софи? Так неожиданно… Тебя вчера и сегодня не было на занятиях в гимназии, и я подумала, что ты больна. Собиралась в субботу проведать тебя.
— Ах, Лора! — София, залившись слезами, бросилась подруге на шею. — Меня к тебе привели ужасные события, но я верю, что ты сможешь мне помочь.
— Хорошо, Софи, что в моих силах, я сделаю. — Лариса, освободившись от объятий, предложила: — Давайте перейдем в гостиную. Я поставлю самовар — горячий чай не помешает в такую погоду.
— Благодарю, Лора, ты, как всегда, права. — София повернулась к своему спутнику. — Познакомься — это господин Журба Адам Николаевич.
— Мне гораздо приятнее, когда меня называют по имени, — отозвался «клетчатый» господин.
В гостиной их встретила мама Ларисы, кутающаяся в теплый шерстяной платок.
— Добрый день, Анна Ивановна, — поздоровалась София. — Как ваше здоровье?
— Каким оно может быть в мои годы, София? — грустно произнесла Анна Ивановна. — Возраст подобен временам года, и сейчас у меня осень. А что это такое, ты можешь понять, взглянув за окно, — то же творится со мной.
— Вы прекрасно выглядите, Анна Ивановна, — слукавила девушка, с жалостью глядя на осунувшееся лицо женщины, желтоватое из-за постоянного пребывания в квартире, но та лишь покачала головой и удалилась в свою комнату.
— Что случилось, Софи? — спросила Лариса, когда она и гости расположились за круглым столом. — Какая помощь тебе требуется?
— У меня есть кузина по отцу, нашего возраста, — Эмилия. Она вместе с родителями живет в Белой Церкви, учится в седьмом классе местной гимназии. Мы с ней очень дружны, ты должна ее помнить — она меня часто навещала.