Ведьмин пасьянс

Президентом стал Тараки, его заместителями — Бабрак Кармаль и Амин. После этого еще больше усилились связи с вашим государством. Но в НДП уже не было единства — Тараки был председателем левого, «коммунистического» крыла, «Хальк», по-вашему «Народ», а Кармаль руководил правым крылом, которое называлось «Парчам». Это не устраивало Тараки, и он отправил Кармаля в почетную ссылку, послом за пределы страны, а сам стал потихоньку расправляться со сторонниками «Парчам». Я в то время был на последнем курсе военного училища в Ташкенте, меня сочли сочувствующим «Парчам», и, не доучившись, я должен был отправиться в Афганистан, где меня ждала тюрьма, но мне удалось бежать в Турцию. Затем мне пришлось скитаться по европейским странам.

Тем временем правительство Тараки начало аграрную реформу. У нас, правителей, конфисковывали землю и раздавали ее безземельным дехканам, и это притом, что собственность свято охраняется законами Шариата! Отобрать землю — это тяжкий грех, это значит прогневить Аллаха!

К этому времени уже Амин не устраивал Тараки, знающем о его растущем влиянии на армию. В сентябре 79-го Тараки встретился с вашим Брежневым и получил согласие на устранение Амина, но тому стало об этом известно.

Тараки пригласил Амина в свою резиденцию — «Дворец народа» — для переговоров. Едва Амин вошел в здание, как по нему был открыт огонь. Завязалась перестрелка, в результате которой Амин, потеряв нескольких телохранителей, одержал победу и арестовал Тараки. Вскоре «друг и учитель» Hyp Мухаммед Тараки по приказу Амина был задушен подушкой в тюремной камере.

Это были наши внутренние дела, но через время с вашей помощью уничтожили Амина и его сына, хотя он и заслуживал этого, а ваши войска вошли в Афганистан, приведя к власти марионеточное правительство Бабрака! Теперь я воюю против Бабрака, хотя еще недавно как его приверженец чуть не попал в тюрьму, из которой вряд ли вышел бы живым.

— Восток дело тонкое, — брякнул известную кинофразу Антон, заметив, что Абдулла вопросительно смотрит на него, ожидая реакции на свой рассказ.

Недовольная гримаса пробежала по лицу Абдуллы.

— Ты думаешь, почему я тебе это рассказываю?

— Не знаю, саиб.

— Чтобы ты понял, что эта война разрушила все, что соединяло наши страны в течение многих десятилетий. Теперь ты — враг! А врага надо уничтожить!

Увидев, как перекосилось лицо Абдуллы, Антон испытал страх. Телохранитель, стоя за спиной хозяина, «поедал глазами» пленного шурави, ожидая приказа Абдуллы. Тот что-то быстро сказал ему, и телохранитель с недовольным выражением лица вышел из комнаты.

— Но ты враг, пока воюешь с нами.

— Я ведь сейчас не воюю, и у меня нет оружия, саиб.

— А если у тебя вновь окажется оружие, ты снова станешь в ряды шурави?

— Не знаю, сейчас я пленный.

— Можешь идти. Скоро намаз.

Антон встал и вышел. Во дворе его ожидали охранники, которые на этот раз отвели его в яму. Антон понял, что теперь вновь решается его судьба, и пожалел о своих словах. Тоскливое чувство предстоящей беды охватило его. Через два часа в яму опустили лестницу — очевидно, его час настал. Наверху охранники заломили ему руки за спину и связали их веревкой.

«Теперь зарежут, как беззащитного барашка», — пронеслось в голове. Перед домом Абдуллы на деревянной перекладине был подвешен за руки человек, обнаженный по пояс, у него были закрыты глаза. Антон по темноватому цвету кожи, бороде, чертам лица понял, что это кто-то из местных. Антона поставили напротив висевшего и заставили опуститься на колени.

Анвар, улыбаясь, наклонился и сказал:

— Он, Масуд, предатель — продался за афгани. В прошлом году он вывел шурави на караван, который вез нам оружие. Нам стоило больших трудов его найти, и теперь он здесь. Ты сейчас сам увидишь, как расцветет «красный тюльпан» на предателе!

Тем временем к безвольно висевшему телу подошли двое афганцев и начали ножами делать надрезы под мышками и вокруг торса. Кровь струйками стекала на землю, но висевший человек никак не реагировал. Афганцы, взявшись обеими руками за надрезанную кожу, резко потянули ее вниз и завернули до пояса, словно собрались его освежевать, как зайца. И в этот момент раздался ужасный вопль — закричал и задергался на веревках «труп». Антон понял, что его перед казнью накачали наркотиками, чтобы продлить мучения, а сейчас ужасная боль разбудила его затуманенное сознание. Крики несчастной жертвы продолжались в течение нескольких часов. Все это время Антон находился напротив несчастного, и ему не разрешали отводить глаза в сторону. Истязаемый уже не мог кричать, а только едва слышно хрипел, дергаясь от страшной боли, вращая безумными глазами. Кровоточившие мышцы за это время под жарким высокогорным солнцем покрылись белесоватой пленкой, словно подвялились, свисающая кожа высохла и теперь напоминала темный пергамент.

«Только смерть — избавленье. Только смерть — избавленье». Лишь эта фраза вертелась в голове у Антона, вынужденного наблюдать за мучениями жертвы, да и сам он страдал от жары и неудобной позы. Когда несчастный затих, Антона вновь отвели в дом Абдуллы.