Ведьмин час

Идти приходилось в темноте. Света луны хватало, чтобы не спотыкаться о вздымающиеся корни, но не больше. Она различила впереди нечто, напоминающее фигуру человека, прибавила шагу, но настигла лишь одинокую тень. Раздался шорох, похожий на шаги, – Варна напряглась, прислушалась, пошла на звук и ничего не нашла. В неестественной тишине было слышно, как бьется ее сердце, и больше ничего – звери и ночные птицы будто оставили это проклятое место. Если позвать Дария, тогда она выдаст себя, укажет Рославе место, хотя глупо полагать, что ведьма не знает, где ее искать.

Тишина давила, собственное дыхание казалось слишком громким. Она набрала в грудь побольше воздуха, чтобы успокоиться, и услышала пение. Знакомая мелодия переливалась, как ручей, песня про урожай, про весну и работу; ее пела мать. Дрожащий силуэт вышел из-за деревьев, женщина протянула руку. Варна отпрянула, шумно выдохнула и выкрикнула:

– Изыди!

Призрак не ушел, замерцал, покрылся рябью, но остался на месте, не пропуская ее вперед. Материнские глаза впервые смотрели с нежностью, она не была такой при жизни, так с чего ей добреть после смерти?!

– Отец наш Небесный, – Варна подняла меч, совершенно бесполезный в схватке с духом, – дай мне сил, дай мне воли, пусть… Ай!

Слово обожгло ее. Шею сдавило невидимой рукой. Она начала задыхаться, попятилась, уперлась спиной в дерево, отчаянно вцепилась в горло, но не смогла побороть колдовство. Каждый вдох давался сложнее предыдущего, воздух резал, как нож, раздирая все – от гортани до легких.

«Никаких молитв» – вот в чем послание, доходчивое и простое, не просьба, а приказ главы ковена. Рослава ей больше не друг, Варна сделала свой выбор и вывела ее из себя. Ведьма ждала ученицу, но почему-то тянула время.

– Дарий! – выкрикнула Варна. – Дарий!

Она ничего не видела, но чувствовала зло, что творилось где-то рядом. Искра Зверя в ней торжествовала, плясала, как пламя в глазах Рославы. Нечистая сила бесновалась вокруг, и эта пляска не предвещала ничего хорошего.

– Дарий!

Слезы сами собой покатились из глаз, Варна смахнула их рукой. В следующее мгновение тело свело судорогой, она свалилась на землю, боль сковала мышцы. Крик поднялся к небу и исчез в вое ветра. Мать смотрела на ее страдания с той же нежностью в глазах – или не понимала, что происходит, или наслаждалась этим.

– Оставь меня! – взревела Варна. – Убирайся!

Когда боль все же отступила, она встала. Одежда прилипла к телу, земля под ногами превратилась в жидкую грязь. Подняв меч и переведя взгляд на видение, Варна сказала:

– Я убью тебя снова, если потребуется.

Из-за деревьев начали выходить люди – кого-то она знала, кого-то видела впервые. К матери присоединились батюшка и Красимир, безымянного младенца и Влада с ними не было. Ее окружили те, кого она убила; пусть обманом, но Рослава заставила Варну запятнать душу этим страшным грехом, и теперь ей было не отмыться. Духи окружили ее. Они стонали и плакали, их голоса сливались и превращались в громкий вой. И вдруг в толкотне бледных лиц она увидела высокого юношу, неприлично лохматого, худого и потерянного. Его пустые глаза нашли ее, замерли, его рот скривился, он запрокинул голову и закричал так громко, что она оглохла, ослепла от этого крика, зажала уши руками и зажмурилась.

Когда крик затих, они остались вдвоем. Сколько бы шагов к нему Варна ни делала, Дарий отдалялся, до него можно было достать рукой, но, делая шаг, она натыкалась на пустоту.

– Наваждение… – прошептала Варна. – Где ты, Дарий?!

Дух вдруг затрепетал, обернулся и вспыхнул так ярко, что на мгновение осветил все вокруг, в том числе и черную фигуру, появившуюся прямо из воздуха. Зверь властно протянул руку и замер.

– Нет, нет! – Варна побежала к ним, но они снова и снова удалялись, оставаясь недосягаемыми.

Зверь обнял его, привлек к себе, лицо духа исказил животный ужас, он беззвучно закричал и исчез, вспыхнув сотнями искр. Закричала и Варна, но стоило увенчанной рогами голове повернуться к ней, как звук застрял в горле и оборвался.

Деревья расступились. Варна медленно вышла на знакомую поляну, жалобно всхлипнула, выронила меч и рассмеялась чужим надломленным голосом. Рассудок помутился, она снова и снова переводила взгляд с ведьмы на разорванное тело, распростертое на камне, и смеялась, смеялась, пока не охрипла.

Его грудь рвали когтями, плоть клочьями свисала с белеющих костей, куски мяса были разбросаны вокруг. Выпущенные кишки блестели, отражая лунный свет, часть вывалилась из брюшины и теперь свисала с алтаря. Ребра разведены в стороны, обнажая сердце. Руки раскинуты в стороны, будто Дария распяли, и была в этом насмешка, плевок в лицо Господа.

Три больших пса лежали на траве у камня, один из них что-то жевал, кровавая пена пузырилась в его пасти. Смех превратился в завывание, неразборчивое бормотание, жалкий лепет и мольбы.