Долина между холмами утопала в бело-розовом цвету. Цвели деревья — яблони, десятки, если не сотни яблонь, высаженных ровными рядами, стройно, будто войско в строю. Дорога через сад, ровная и укатанная, вела к постройкам — нескольким большим деревянным зданиям.
Над дорогой возвышались своеобразные ворота — два столба с перекладиной. На перекладине была выжжена надпись:
HORTUS DELICIARUM
У Геральта было множество причин проигнорировать весточку, принесённую запылённым гонцом. Более того, это известие следовало воспринять как предупреждение. Как сигнал тревоги. Хотя бы потому, что кто-то знает о нём, знает, куда он направляется и в каких краях находится. К тому же после его последних подвигов этот кто-то мог быть настроен не слишком дружелюбно.
Но победило обычное любопытство. Вместо того чтобы, как следовало, убраться подальше, Геральт поехал в указанном направлении. И через два дня пути достиг цели: утопающей в бело-розовых цветах долины, ворот со странной надписью и гербового щита под ними.
Щита, на котором красовались три безногие птички — геральдические мартлеты.
Это тоже должно было послужить предупреждением. И снова следовало бежать. Но снова взяло верх любопытство.
Возле построек сновало несколько человек, но никто не обратил на него внимания. Двор был заставлен бочками, громоздились штабелями огромные чаны, стояли странные механизмы, похожие на прессы.
Геральт привязал Плотву к ограде, огляделся и двинулся дальше.
На поначалу незаметной, залитой солнцем стороне одного из зданий, прямо у шпалер яблонь, возле очередной груды бочек и поленницы, стоял стол. За ним, погружённый в изучение бумаг, сидел мужчина.
Когда Геральт приблизился, мужчина повернул голову в его сторону. Отложил документ, который читал, и взял со стола короткую палочку.
— Ты вооружён, — констатировал он, направив палочку на Геральта. — У тебя меч за спиной, спрятанный под плащом. Но не пытайся его обнажать, прошу. Не хотелось бы прибегать к крайним мерам.
Мужчина был одет в модный пурпурный дублет, богато расшитый, спереди отделанный металлической нитью и застёгнутый на серебряные пряжки. Из-под высокого жёсткого воротника выглядывало плиссированное жабо рубашки. Волосы у него были длинные, тёмные, лишь слегка тронутые сединой, брови густые и сросшиеся в одну линию у переносицы.
Радужки его глаз напоминали полированный металл — блестящие и словно зеркальные.
— Моё послание дошло, — констатировал он. — Рад, что ты принял приглашение.
— Пожалуй, первый по-настоящему тёплый день этой весны, — добавил он, не дождавшись ответа. — А я люблю бывать здесь, в Ксенделле, весной, в моём поместье, моём Саду Наслаждений. Знаешь ли, молодой ведьмак, откуда такое название?
— Деревья, что ты видишь, — продолжал он мягким, бархатным голосом, — это яблони. Сейчас они цветут, а осенью согнутся под тяжестью плодов. Из этих яблок искусством мастеров-виноделов и винокуров создаётся то, что дарит здешнему люду величайшее, хоть и простое наслаждение. Сидр. А также перегнанный из него куда более крепкий напиток. В бочках и бочонках он попадёт на рынок — для, как я уже сказал, услады народа. Ну, пора представиться. Я Артамон из Асгута. Чародей. Декан Академии Магии в Бан Арде.
— Геральт. Ведьмак.
— Да, я знаю. Почти год я желал с тобой встретиться. И причин, по которым я разослал по всей округе приглашение на встречу, две. Первая — моя благодарность. Я признателен тебе, молодой ведьмак.
Геральт приподнял брови.
— Маркграфиня Деянира, супруга маркграфа Луитпольда Линденброга — моя родственница. Как и её дочь Херцелойда. По твоей вине им обеим могла быть причинена обида. По твоей же вине этого не случилось.
— Не знаю, о чём вы говорите.
— Надо же! Ко всему прочему ещё и скромный. И сдержанный. А как насчёт Людмиллы Вайкинен и молодого графа Финнегана? Станешь отрицать, что помог им?
Быстро разносятся вести, подумал Геральт. Ясное дело — магия, сплетни и почтовые голуби.
— Не знаю, о чём вы говорите, — повторил он.
— К счастью, — улыбнулся Артамон, — я это знаю. И пора перейти ко второй причине моего приглашения. Для этого потребуется небольшое предисловие. Запасись терпением.
Геральт запасся.
— Ты ведьмак, — начал после долгой паузы чародей. — Мутант. Рождённый в результате процесса, который кому-то казался улучшением, исправлением Природы. Но Природу нельзя исправлять. Нельзя её изменять. Любое вмешательство в то, что создала Природа, порождает патологию. Порчу и разрушение. Извращение. Кому, как не тебе, напомнить о цитадели Беанн Грудд и той мерзости, что там создали? Пресловутые Коты? Психопаты-убийцы? Природу трудно обмануть, молодой ведьмак. Подобно организму, который борется с болезнью, Природа любую метаморфозу и мутацию воспринимает — и справедливо — как патоген, как болезнетворный фактор. И борется с ним всеми силами. Естество, прости за каламбур, решительно против противоестественного.