Зелень в отделении для овощей вся повяла и утратила право называться свежей. Что за ерунда? Я смотрела на безжизненно опустивший листья салат, унылую петрушку — выглядела композиция так себе. Может, холодильник отключался, пока я спала? Да, наверное, вырубили электричество на ночь. Мало ли какая поломка, да и не так уж часто это бывает. Верней, раньше такого не случалось, но ведь могло, да?
Потерявшая бодрый вид зелень отправилась на сковородку к яичнице. Получилось так себе. Салатные листья для жарки совершенно не подходили, о чём я узнала на собственном опыте. Но съела то блюдо, которое у меня получилось. Хотелось мне или не хотелось, я должна есть.
Я заметила это не сразу, только когда закончила с завтраком и убирала со стола. От тарелки и чашки на нём остались тёмные круги, и такие же пятна там, где я касалась поверхности. Я провела по чёрному стеклу пальцем — увидела след. Весь стол покрывал тонкий слой пыли, будто его не протирали несколько дней. А этого просто не могло быть — ведь я тщательно убирала за собой каждый раз, когда ела.
Грязную посуду я так и не помыла. Впервые, наверное, за много лет я покинула кухню, оставив там беспорядок.
Въехала в комнату, огляделась по сторонам, но всё, казалось, лежало на своих местах. И всё же — пыль на стеклянном столе, вялая зелень, скисшее молоко, жажда и голод, боль, странный сон в инвалидной коляске… Я добралась до стола, уставилась на рисунок, который так долго и тщательно рисовала. Карандаши и акварель, смешанная техника — выглядел он ровно так, как я и запомнила, только не блестел свежей краской.
В пластиковом стаканчике, где я мыла кисти, уровень воды понизился, я чётко видела цветной ободок над поверхностью ставшей почти чистой воды. Пигменты осели на дно, будто всё тут стояло вот так, брошенным, несколько дней.
Хоть убей, я не помнила, какое сегодня число. Запоминать дни недели мне тоже было без надобности.
Ответ на насущный вопрос, сколько же длился мой сон, нашёлся в ноутбуке. Мобильный телефон разрядился и ничего не показывал. А вот подключённый к сети ноутбук открыл мне глаза: в электронном ящике скопились письма за несколько дней. За три дня, нет, уже больше, уже шёл четвёртый.
От заказчика пентаграммы писем больше не приходило. Он будто знал, что ему не ответят.
Карандаш, который я держала в руке, переломился надвое. Испоганил мне пальцы, даже кровь потекла из мелкой царапины.
— Даже не думай об этом, не сходи с ума. Нет-нет-нет. Это сон, всего лишь сон. Даже не надейся, что ты там и правда была.
Нет, это не сон. И я это знала. Смотрела на нарисованную пентаграмму, на открытый компьютер с почтой, с этими десятками писем, и никогда, никогда прежде, даже когда поняла, что меня ждёт одинокая безногая жизнь, не испытывала большего гнева.
Майри воспользовалась мной и выкинула назад, в мою жалкую жизнь. После всего, что я там испытала. После Дэбрэ. После того, как я наконец почувствовала себя человеком.
Я дико, как зверь, закричала.
Соседи не пришли проверять, что со мной случилось, и ладно.
— Ну что, Дамиан, — сказала я вслух, — ты всё ещё уверен в защитных свойствах амулета Бога-Отца? Ну вот, посмотри, как он меня защищает!
Я не только говорила с теми, кого нет рядом, одновременно я снимала всё-всё со стола и разворачивала чистые листы.
«У тебя ничего не получится, ты не ведьма, ты не в силах вызвать демона в свой техно-мир. Всё бесполезно!» — воображаемая Майри смеялась в моей голове, а я уже рисовала.
Я нарисовала семь подряд пентаграмм перехода, не допустив ни единой ошибки. Но ничего не произошло — и я разорвала листы на клочки и разбросала их по всей комнате. И принялась рисовать вновь. И вновь. И вновь, пока не начала колотить по столу кулаками.
Я плакала, выла, давилась слезами. Да кто тут меня видел? Израненные руки тряслись, и физически мне было больно, но в душе — как будто кипящей смолой по содранной коже.
Нельзя давать надежду отчаявшемуся, а затем отбирать. Это жестоко. Боги из двух миров, похоже, издевались надо мной — допустили всё это и никак не помогали. А ведь Дэбрэ обещал, что я буду услышана, что буду защищена. Ну и где его Бог и Богиня? Там же, где наш — в пыльной церкви, в окружении горящих свечей на стильной картине.
Всё, хватит. Мне нужно взять себя в руки. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Так было, и так будет всегда.
Несколько минут я сидела, закрыв глаза, а когда справилась с собой — увидела чудо. У меня на кончиках пальцев горел огонь. Он быстро исчез, но я его видела, да. А это могло означать две равновероятные вещи: первое — я всё-таки сошла с ума и галлюцинирую наяву. Второе — я вернулась в наш мир не с пустыми руками, а с огненной энергией Катарины и, возможно, ещё и водяной от Софи. И если эти силы со мной — значит, есть шанс их использовать.
«Путь в тысячу ли начинается с одного шага», — папа так говорил, это всегда помогало собраться перед сложной задачей. А мама повторяла, что даже огромного слона можно съесть по кусочкам, стоит только начать.