Свенельд как будто и заметил перемену в Ольге, но уже по укоренившейся за годы привычке не решался поверить. Зачем зря обманываться? Лучше он просто будет заботиться о княгине, оберегать ее.
— Надо дать передохнуть корабелам, государыня, — говорил Ольге, не замечая, как ярко блестят ее глаза. — Третий день без остановки на веслах — это не на гусельках побренчать. А мы уже после полудня, думаю, к Хортице подойдем, вот там бы и сделать остановку. Как думаешь? Но там ведь капище, а ты попами себя окружила, может, в сторону старых служителей и поглядеть не захочешь?
Ольга соглашалась, что нужна остановка на отдых: как бы она ни спешила домой, но даже и ретивого коня в скачке загнать можно.
Берега Хортицы под низким осенним небом казались потемневшими, деревья вдоль реки порыжели, роняли листву. Корабли по реке миновали длинные заболоченные низины острова, подплыли к гранитным кручам на другом его конце, стали пришвартовываться в бухтах между каменных валунов, о какие разбивалась шумная днепровская волна. Хорошо еще, что день выдался ясный, большого труда раскинуться лагерем да установить шатры не составило. А там и костры развели, котлы подвешивали, нарезали солонину, отмеряли на кашу пшено.
К потянувшим над берегом дымам явились из капища волхвы. Шли торжественно, с ударами в бубен, с поднятыми на шестах рогатыми черепами. Но как заметили среди торговых гостей темные одежды священников–христиан, петь перестали, столпились в сторонке, переговаривались.
Ольга сказала:
— Отнесите им, как хозяевам этих мест, подарки. Пусть я не пойду поклоняться их святыне, ну да встреча должна быть встречей. Не обижу. Да и тех, кто захочет принести требы на капище, задерживать не стану. Ты же вон первый пойдешь с подношениями, Свенельд.
Варяг согласно кивнул: впереди еще пороги, а местные волхвы исстари тут колдовали, чтобы усмирить водных духов, хотя это и не всегда помогало. Но ведь еще и неизвестно, угомонятся ли духи, когда христиане начнут молиться о доброй дороге. Так что в любом случае им еще понадобится милость высших сил — старых ли, новых, — там поглядим, кто милостивее окажется.
Малфрида вместе со Свенельдом и его людьми поднялась по тропинке к окруженному частоколом капищу. Подношений не делала, на взволнованных и растерявшихся волхвов смотрела без интереса, просто отошла в сторону и приложила ладони к выгоревшим до белизны старым бревнам ограды, вслушивалась. Еле уловила исходящую от священного места силу, да и та словно истаяла, когда ветер донес от стоянки на берегу звуки мелодичных христианских песнопений. Ведьма стиснула зубы, стараясь побороть возникавшую в такие мгновения ярость. Ах, как же хотелось теперь, когда сила стала к ней возвращаться, наслать на них всех морок, запугать, принудить прятаться, метаться, голосить… Но сдержалась. Самой себе не хотела признаться, что опасается, что ее чародейство не устоит против слаженного и полного силы пения псалмов. Ишь как научились гладко выводить, мелодия так и льется. Потому и напомнила себе: «Я с христианами ныне попутчица и буду терпеть их, пока пути наши не разошлись».
Она отправилась вглубь острова, долго ходила по зарослям, до самых болотистых заводей в дальнем конце Хортицы добралась, и там, промочив ноги и ругаясь от холода и сырости, отыскала полузатопленную долбленку, на которой некогда плавала со Змиуланом. Ругаясь, выволокла ее, вычерпала воду. Попробовала позвать Змиулана, чтобы помог да провел. Он не появился. Тут вообще никого не было. То ли уже в спячку впали, то ли молитвы христиан заставили их скрыться. Ушли в тот, другой мир, где никакая иная вера, пусть и христианская, их не достанет. Малфриде очень хотелось в это верить. Никлот ведь так пояснил, а он, даже став монахом, никогда не ошибался. И Малфриде было неприятно об этом думать. Если Никлот прав, то и она однажды станет нелюдью бездушной. Но нет! Малфрида считала себя достаточно сильной, чтобы оставаться собой, оставаться человеком. И она уже продумала, как гасить в себе темные порывы Кощеевой крови. Она будет любиться с мужем! Средство верное и… такое сладкое! Ах, скорее бы только встретиться с Малком! Уж он ее в беде не оставит. И как обнимет ее Малк, как растворится она в его страсти, как забудет все в опьянении желания… так станет простой женщиной… И никакого чародейства ей тогда не понадобится. Ну, хотя бы на время.