Ведьма Пачкуля и месть гоблинов

— У моей как-то было такое, — заметила Чесотка. — Опилки из нее так и сыпались. Плюс моя перхоть, да еще и Барри линяет — мы пол неделями не видели. В итоге оказались в таких сугробах, что пришлось откапываться лопатами. Ух и грязная работенка. Помнишь, Барри?

Лысый стервятник, сгорбившийся у нее за спиной, печально кивнул.

— Правда, что ли? — сказала Пачкуля. — Говоришь, опилки сыпались? У моей такого не наблюдается, а, Шельма?

— Нет, не наблюдается, — подтвердила Шельма. — Опилок я не видела. Зато пудры — целые горы.

— Раз нет опилок, это не искривление черенка, — авторитетно заявила Чесотка. — Значит, что-то другое. Какие симптомы?

— Ну… повышенная нервозность. Холодный пот. Приступы паники, — перечислила Пачкуля.

— Бросается на чужую косметику, — вставила Шельма, обиженно фыркнув.

— Часто в оборок падает, — продолжала Пачкуля. — В таком вот ключе.

— Похоже, у нее был шок, — заключила Вертихвостка. — Не пробовала с ней говорить?

— Говорить? На древесном, ты имеешь в виду? С помощью языкового заклинания? Нет, конечно, — сказала Пачкуля. — Зато я пробовала ее пинать.

Все согласились, что раз пинки не помогли, от разговоров проку не будет.

— А по-доброму ты с ней не пробовала? — спросила Мымра. — Погладить. Подкормить. Лакомство дать. Я где-то слышала, что доброта и сочувствие иногда творят чудеса.

— Чушь! — резко возразила Крысоловка. — Тут нужна дисциплина. Твердая рука. Вот моя метла никогда не болеет. Просто не осмеливается. В моем лексиконе нет слова «сочувствие».

— Какого слова нет в твоем лексиконе? — осведомился чей-то голос, и рядом нарисовалась ведьма Грымза. На метле у нее лежала газета, она разгадывала кроссворд. Филин по имени Очкарик сидел у хозяйки на плече и раздумывал над № 4 по горизонтали. — Какого слова нет в твоем лексиконе, Крысоловка? — повторила Грымза. — Уж в моем-то оно наверняка есть. Я тешу себя надеждой, что знаю почти все слова. Мы с Очкариком каждое утро просматриваем словарь и учим новое. Сегодняшнее слово — склизкий. Это значит липкий. Тягучий. Вязкий, скользкий и клейкий.

— Прям как твоя похлебка из скунса, Пачкуля, — сказала Шельма, и все, кроме Пачку-ли, чуть не свалились с метел от смеха.

— Очень смешно, — буркнула Пачкуля и отметила в уме, что раздружится с Шельмой, как только уладит свои проблемы с транспортом. На этот раз — навсегда.

— Или вот еще одно, — продолжала Грымза, сев на любимого конька. — Прозорливый. Это значит умный. Догадливый. Сообразительный.

— Вроде тебя, надо полагать, — проворчала Крысоловка.

— Разумеется. Не хочу хвастать, но всем ясно, что я в нашем шабаше самая умная.

— Почему это? — спросили все.

— Потому что я пишу стихи, — надменно пояснила Грымза.

С этим не поспоришь. И впрямь писала. Притом страшно заумные.

— Кстати, — не унималась Грымза. — Кстати, Пачкуля, я собиралась предложить провести в этом году на хэллоуинской вечеринке поэтические чтения. Я написала несколько особых стихов по случаю.

— Кхм, ну, даже не знаю, Грымза, — протянула Пачкуля. — У меня у самой есть пара идей для Хэллоуина.

— Например? — подозрительно осведомилась Крысоловка.

— Хо-хо. — Пачкуля была сама загадочность. — Скоро узнаете!

В этот момент раздался рев трубы, сопровождаемый безумным, леденящим кровь визгом.

— Туту, — хором сказали ведьмы и поспешно разлетелись в стороны, уступая дорогу.

Под яростное хлопанье крыльев ведьма Туту пронеслась мимо, точно какой-нибудь полоумный серфер на гребне волны. Вокруг ее головы трепетало в упоении облако визжащих летучих мышей. Туту нарядилась в красно-бело-синие лохмотья, а к шляпе прикрепила воздушные шарики. В одной руке у нее была трещотка, как у футбольных болельщиков, в другой — жестяная дудка. Она, конечно, совершенно чокнутая, зато с ней не соскучишься.

Ведьмы с интересом наблюдали. Туту славилась своими экстремальными трюками.

С диким криком «Смотрите, девочки!» она исполнила двойной кувырок в воздухе, едва не впечатавшись в верхушку сосны. Затем опрометчиво попробовала кувырнуться в третий раз — и исчезла вместе с метлой под кроной дерева, по всей видимости эффектно рухнув на землю.

— Видели, — хором сообщили ведьмы и полетели дальше.

Мало-помалу основную колонну догоняли другие фигуры на метлах. Ведьмы-близняшки Бугага и Гагабу, прижимающие подбородками к плечам скрипки. Ведьма Макабра-Кадабра, чью супердлинную метлу, выкрашенную в шотландскую клетку, пришлось специально укреплять, чтобы она выдерживала вес хозяйки, ее волынки и Хаггиса, горного козла. Последними к ним присоединились Достопочтенная Чепухинда и Тетеря, потому что Чепухинда забыла, во сколько начало, а Тетеря проспала.

Все тринадцать ведьм были в сборе. В этом полном косматом, без умолку болтающем и препирающемся составе они направлялись к далекой Кудыкиной горе.

Глава седьмая Угрызения совести