«Для удобства я так и буду ее называть – Николь Жерар. С точки зрения юриста, дело не представляло особого интереса: ведь обвиняемая сразу и незамедлительно признала все возводимые на нее обвинения. Прокурор в своей речи сравнивал ее с небезызвестной мадам де Бренвилье, поскольку Николь Жерар тоже была отравительницей, да и причина преступлений была одна и та же: деньги. Однако у мадам де Бренвилье, несмотря на то что против нее была масса улик, пытками выжимали каждое слово. Николь не запиралась ни в чем, хотя, сказать правду, улики против нее были очень, очень косвенными. И, окажись у нее хороший адвокат, очень может статься, она так и не взошла бы на гильотину. Патрик тоже находил между двумя дамами много общего, и прежде всего страсть к пороку. У Бренвилье – страсть к деньгам и клиническая, даже патологическая безжалостность. У Николь Жерар – страсть к деньгам и плотскому греху. И все-таки Николь вызывала у него странную жалость. Судя по материалам дела, обвинение базировалось прежде всего на дневнике Николь Жерар. Патрик не читал его – дневник был возвращен сестре Николь через два года после ее казни и канул в семейных архивах. Скорее всего, он безвозвратно утрачен. Однако, судя по некоторым словам обвинителя и адвокатов, в этом же дневнике содержались факты, которые отчасти оправдывали Николь. И поэтому Патрик испытывал к Николь нормальную человеческую жалость, в то время как мадам де Бренвилье вызывала у него столь же нормальное человеческое отвращение. Он настолько заинтересовался судьбой Николь, что увлекся историей этой семьи, начал искать документы, имеющие отношение к другим ее родственникам. Правда, многие нити были оборваны, многие пути затеряны, и вот единственное, что ему удалось узнать: одна из правнучатых племянниц Николь вышла замуж за какого-то человека родом из Нуайера в Бургундии. Патрик загорелся мыслью встретиться с женщиной. Понимаете, он, кроме всего прочего, носился с теорией, что наследственная страсть к пороку может проявиться даже по непрямой линии через много поколений. Возможно – так, возможно – нет, теперь трудно судить, потому что исторические изыскания Патрика Жерара окончились ничем – их оборвала смерть. Он умер, так и не найдя ответа на свои вопросы…»
Интервью с мэтром Оноре было довольно длинным, но дальше Алёна читать не стала. О Патрике Жераре он больше не упоминал. Понятно, что достопочтенный мэтр ничего не знал о том, что ее интересует. Спасибо, впрочем, и за то, что он сообщил! Итак, историк искал родственников Николь в Нуайере и Муляне. Странно, почему он называл при поисках фамилию Жерарди… Ведь Клод, сестра Николь, была замужем за мсье Превером, а уж сколько раз менялись потом фамилии ее дочерей, внучек, правнучек…
Нет, невозможно ни понять ход мыслей Патрика, ни восстановить его изыскания. Очень может быть, что существовали какие-то его журнальные публикации, ведь не в стол же он писал, но мэтр Оноре не давал никаких ссылок, не называл ни одного печатного издания. Ну что ж, возможно, в каталогах Национальной библиотеки (той, которая раньше находилась во дворце самого герцога де Ришелье) и можно найти публикации Патрика Жерара, но где та библиотека, а где Алёна! Сейчас ей в Париж никак не выбраться, на целый день не оставишь дом, который всецело на ней. Да и как объяснишь причуду Марине? К тому же игра не стоит свеч. Как говорят в таких случаях французы? Да точно так и говорят. Ведь если Патрик приехал сюда, в Бургундию, искать родню Николь, значит, его изыскания не были закончены, то есть явно были не записаны и не опубликованы. Хотя насчет «не записаны» – не факт. Наверняка у него был какой-нибудь блокнот. И там имелись какие-то заметки, которые его, очень может быть, и погубили. И теперь блокнот находится у его убийцы, а не то разорван в клочки и выброшен.
Да полно! Был ли мальчик-то? Был ли убийца? Может, и убийцы-то никакого не было… Ведь никто ничего не заподозрил в смерти, только Алёна с ее складом ума писательницы-детективщицы. Но тому самому складу не дают покоя две зацепки. Первая: почему Патрику Жерару, чтобы умереть от сердечного приступа, понадобилось заходить в глубину леса? Что он там такое увидел или что там с ним случилось, что вызвало мгновенную смерть? И вторая: почему, зачем, для чего он называл фамилию Жерарди? Алёне казалось, что все это неспроста. Это могло быть приманкой. Приманкой для того, кто спрятал дневник Николь в столь странный и столь надежный тайник.
Да, историк не ошибся. Он забросил приманку, надеясь поймать рыбку. Рыбка клюнула и утащила с собой рыболова.