Ведьма и князь

И, тем не менее, ведовское обучение не прошло для Мокея даром. Он умел безошибочно ориентироваться в глухой чаще, замечал скрытые ловушки, зверя выслеживал как никто. Да и то, что счету быстрому его обучили, тоже пошло парню на пользу. Вскоре Мокея стали звать, когда надо было товары к торгу подсчитать, чтобы в убытке не остаться, а дать сколько положено. Парнишка со всем быстро справлялся, его даже на большак отправляли с носившими дань. Позже Мокей сам на торги начал уходить. Набьет в лесу пушного зверя – и на большак торговать. Когда про то в селении узнали, думали, добром не кончится. Опасное ведь дело торги, да и путь через чащи к большаку не прост. Однако у парня ловко все получалось. У него первого в селении даже своя лошадь появилась, одежда из городского сукна, смог он и заплатить роду, чтобы землянку его матери перестроили в крепкий добротный дом. С матерью он всегда был заботливый, даже нанял ей в помощь по хозяйству немолодую бездетную пару. Тем самым и от лишних ртов родовичей избавил, и Гране помощь. Она теперь ходила павой, в одежде из богатого сукна, стадо коз завела, закрома ее не пустовали. И все сыном своим гордилась, похвалялась. Ну, а Мокей так поднялся, что в роду с ним считаться стали, приглашали к себе, у огня усаживали. Да и бабы его любили, уж больно пригожим и статным вырос вдовий сын, безотцовщина. Вот и угощали от сердца, прося вести из мира поведать, а то и приласкать какая могла. Когда Мокей и второго коня приобрел, он вообще стал самым видным женихом в округе. Потому Стогнан и не имел ничего против, когда его Простя заявила, что хочет молодой хозяйкой в дом Грани войти. Вдове породниться со Старостиным родом было выгодно, да и Стогнан уже подумывал, как бы прыткого Мокея в селище удержать: уж больно много пользы роду выходило, нужным человеком становился Мокей. А то, что парень не горел желанием Простю женой сделать... Тут он не волен решать. Староста объявил, что будут они парой – и достаточно. А со временем парень уяснит, что дело выгодное ему выпало. Даже если Простя и не мила ему.

Однако у самого Стогнана на душе было неспокойно. Каково его меньшой с таким, как Мокей, ужиться? Простя-то, хоть и люба отцу, но сам видит, не красавицей она удалась. Единственная девочка в семье Стогнана, родившаяся от последней отцовской любви-страсти, она была избалована старшими братьями и отцом. Может, потому и захотела в суженые самого пригожего парня в околотке, настаивала на этом. Ну, а раз ее воля с желанием отца привязать к роду торгового Мокея совпадала, то дело решилось скоренько. Вот только Мокей все тянул со свадьбой. То дело у него выгодное на торгу складывается, то дань отвозить надо, то дурное знамение его матери было... Причин находилось достаточно, чтобы не дать осыпать себя с Простей в свадебном обряде зерном. За спиной Стогнана уже и смешки раздавались, над Простей девки-подружки подтрунивали, а Мокей как ходил в бессемейных, так и ходит. Простенька, бедная, уже извелась. Вот и сегодня птицу в жертву богине спозаранку потащила, чтобы никто не видел, чтобы не посмеивались потом, как она жениха приколдовывает, причаровывает. Но на этот раз, решил староста Стогнан, Мокей уже не отвертится. Стогнан прикажет ему, пригрозит вдову Граню в лес прогнать, если упрямец будет отнекиваться от свадебного обряда. Не для того он растил-лелеял Простеньку, чтобы о ней сплетничали и судачили, не для того позволил христианской вдове жить подле своего рода, чтобы его, самого Стогнана, вдовий сын посмешищем сделал!

В селении между тем уже зашевелилась жизнь: доносились запахи стряпни, слышались голоса. Родовичи выходили из домов, кто стоял возле изб, вспоминая вчерашний пир-гуляние, кто спускался к ручью, тоже оказать почет водяному и умыться студеной водицей. Старосте Стогнану кланялись. А там и пригожая невестка Цветомила позвала трапезничать. Староста подошел к ней, посмотрел ласково, погладил по волосам, прикрытым повойником[79]. Хорошая была у него невестка, красивая, ласковая, одно плохо: уже трижды рожала она детей, но те умирали, едва выйдя из лона матери. Вот и сейчас Цветомила ждала ребенка, под вышитым подвязанным над грудью передником топорщился живот. Ну, а выживет ли на этот раз дитя... Одним богам известно.

– Ты иди, милая. Я скоро прибуду.

А сам оглянулся на лес, ожидая Простю. Что-то задерживается девица. Не случилось ли чего?