Ведьма и инквизитор

Она осторожно развернула шаль: тельце было еще теплым. Поднесла малышку к носу и обнюхала, погладила по личику, которое все еще оставалось перепачканным в крови и слизи материнского лона, и малышка, ощутив присутствие человека, начала хныкать без слез. Эдерра поняла, что отныне они принадлежат друг другу, что, кроме них самих, у них никого нет во всем этом чужом и враждебном мире, готовом их отвергнуть в любую минуту. Да и кому захочется иметь дело с двумя существами не от мира сего. Она закутала ребенка в шаль и взобралась на Бельтрана, чтобы поскорее покинуть тамошние края и никогда больше туда не возвращаться.

— Я назвала тебя Май, потому что ты родилась в этом месяце, и добавила к нему Лабастиде д’Арманьяк, потому что ты из тех мест, — время от времени напоминала ей Эдерра. — Это для того, чтобы с тобой не случилось того же, что со мной: неизвестно, где я родилась и когда у меня день рождения. А вот ты всегда будешь помнить, где твои корни и сколько тебе лет.

О себе Эдерра только и помнила, что ее с детства звали Прекрасной за миловидность и пригожесть, повадки дикого животного, волосы цвета меди и перламутровую кожу, благодаря чему она могла бы сойти за небесное создание, если бы вид столь пышных для мадонны форм не вызывал у окружающих восторженного смущения.

— Внешняя красота не представляет никакой ценности, — говорила Эдерра, — с помощью бальзамов и притираний ты можешь стать самой красивой и благоухающей на свете. Нетрудно украсить этот мешок плоти, который служит нам всем оболочкой. Внутри мы все весьма неприглядны, Май. Сплошь кровь да кости. Добрые поступки делают человека красивым, а для них не нужны ухищрения. Чтобы быть красивым внутри, надо бороться, потому что жизнь порой так тебя ломает и скручивает, что трудно становится идти по жизни с чистыми руками. Многие люди довольствуются тем, что существуют, но этого недостаточно. Знаешь что, Май? Надо быть во всем человеком, это своего рода обязанность. Мы подобны кораблям с пылающими парусами, которые плывут неизвестно куда. В какой-то миг мы исчезнем, и после нас останутся только наши поступки. Многим людям на это наплевать, это плохие люди. Им доставляет удовольствие вредить другим, вот почему их следует остерегаться. Никому не доверяй, золотце. — И заметив, что девочку пугают ее слова, она добавляла, чтобы ее успокоить: — Не бойся, я рядом, чтобы тебе не причинили зла. Я знаю, как о тебе позаботиться, и всегда буду рядом. У нас обеих есть тайное имя, собственное имя, которое ведомо только нам с тобой. Так что мы обе защищены. Если наши враги не узнают наших подлинных имен, они никогда не смогут нас ни проклясть, ни причинить вреда. — Она целовала Май в лоб и добавляла: — Люди, которые тебя любят, выбирают тебе имя. Они выбирают тебе имя, потому что хотят окликнуть тебя, чтобы ты отозвалась. Они дают тебе имя, ибо ты для них кое-что значишь.

Вот почему Май должна была непременно разыскать Эдерру: та была единственной, кто умел о ней позаботиться, единственной, кто знал ее настоящее имя, единственным человеком в мире, которого волновало ее жалкое существование.

IX О том, как с помощью чар защитить в дороге путешественника, расколдовать человека-осла или мгновенно превратиться в животное

Иньиго все никак не мог поверить в то, что Саласар пытался ему втолковать:

— Так, выходит, все, что со мной произошло, было всего лишь наваждением, вызванным вонючей мазью? Но это же невозможно! Я видел, как мое тело уменьшилось и как бы вылетело из меня. Клянусь, я чуть было не дотронулся рукой до неба. И голубой ангел явился, чтобы меня погладить. Я все отлично помню! — Он широко распахнул глаза и в запальчивости повторил: — Это был голубой ангел!

— Хорошо, хорошо, дорогой Иньиго, — прервал его брат Доминго, с трудом сдерживая торжествующую улыбку, — но согласись, твоя история на самом деле, как бы это поточнее выразиться, сильно смахивает на волшебство. — Иньиго взглянул на него с возмущением. — В любом случае ты должен радоваться: она доказывает, что ты настолько непорочное создание, что даже в сновидениях твои помыслы ангельски чисты.

Доминго продолжал улыбаться, а Иньиго покраснел, испугавшись, что присутствующие догадаются, что его небесная встреча не была такой уж невинной. По крайней мере, в части его самых сокровенных желаний.