Вечный Жид

– Одесский, одесский, – замахал в ответ ему Андроник, – самый настоящий одесский еврей, и действительно бежал из Советской России в трюме торгового корабля, перевозившего не то стратегические ракеты, не то муку и масло для находящегося в блокаде Острова Свободы, и попавшего в жестокий шторм, переломивший его пополам и прибивший ту половинку, в которой прятался я, страстно моля Всевышнего о спасении, к берегам некой нейтральной страны. Видя, как вокруг вздымаются до неба океанские валы и идут на дно все те стратегические ракеты, а также мешки с русской мукой, предназначенные для Острова Свободы (ракеты тоже предназначались для какого-то острова), я поклялся Всевышнему, что если выживу, то посвящу все свои силы и весь свой талант какому-нибудь богоугодному делу. Более богоугодного дела, чем обрезать восьмидневных, а также вообще всех желающих этого евреев, я в жизни не знаю. Вот так я и стал сначала рядовым обрезалой, а потом уже и заслуженным Доктором Обрезание, известным каждому последователю Иеговы на этом земном шарике. Однако мое настоящее имя все же не Андроник Соломонович Новосельцев, и даже не Гилад Шиай (я говорил вам про Гилада Шиая?), хоть с этими именами я и сросся, можно сказать, навечно, так что уже невозможно сказать, где кончаются они и начинаюсь я сам. Настоящее мое имя Аарон Вагнер, но этого не знает никто, все, кто когда-то знал об этом, давно уже умерли, и вы единственный человек на свете, который проник в мою сокровенную тайну!

– А что в ней такого сокровенного? – С улыбкой опросил у него Обломофф. – Подумаешь – Аарон Вагнер! Обычное еврейское имя, каких, между прочим, тысячи на земле, и даже более звучных и приятных на слух, чем это!

– Этим именем, – страшным шепотом ответил ему Андроник Вагнер, – нарек меня в трюме переломившегося надвое и идущего на дно корабля сам Иегова, благословивший перепуганного и нахлебавшегося океанской воды еврея на подвиг бесконечного обрезания, который займет всю мою жизнь! Вот почему это самая страшная тайна, которой владею я, и в которую, надеясь на вашу честность и порядочность, а также на ваше молчание, посвятил вас!

– Скажите, – спросил у него после некоторого молчания Обломом, – а вы часом не советский, то есть, прошу прошения, не русский шпион? Что-то все это очень запутано и сомнительно, все эти ваши бесконечные имена, из которых невозможно выбрать ни одного настоящего, все это ваше сопереживание страждущим пациентам, все это ваше чудесное бегстве из-за железного занавеса и не менее чудесное спасение во время жестокого шторма, – скажите, а не завербованы ли вы советской разведкой для некоей секретной миссии?

– Для обрезания миллионов евреев и для работы во славу дела Иеговы? – от души рассмеялся в ответ на это Доктор Обрезание. – Помилуйте, батенька, это было бы правдоподобно в единственном случае: если бы в КГБ сидели одни тайные приверженцы Иеговы, почитатели Иеговы, то есть, прошу прощения, обыкновенно евреи, маскирующиеся для проформы под русских, а это, согласитесь, полнейший бред и абсурд! Так что никакой я не советский, не русский, и не иной шпион, а обыкновенный обрезала с двадцатипятилетним стажем, сопереживающий всем своим несчастным клиентам!

– Как знать, как знать, – загадочно ответил ему Обломофф, – неисповедимы пути Господни, и многое существует на свете, что не подвластно уму и тысячи мудрецов! Во всяком случае, спасибо за обрезание, и не обессудьте за ту историю, которую я вам рассказал!

– Про несчастного поэта, сошедшего с ума на почве покупки обычной шапки?

– А на какой почве хотели бы вы, чтобы он повредился в уме?

– Ну уж во всяком случае не ярославской. При чем здесь вообще Ярославль, зачем вам понадобилось упоминать вообще этот город?

– А какой город вам больше нравится: Иерусалим, Дзерот, Ашкелон, или, допустим, Иерихон? Ярославль – вполне достойный во всех отношениях типичный русский город, в котором, к тому же, я неоднократно бывал, и даже какое-то время живал, так что не обессудьте, что история с поэтом и шапкой произошла именно в нем!

– Да помилуйте, – добродушно отозвался Доктор Обрезание, – мне абсолютно все равно, Ярославль или Дзерот, лишь бы история была занятная, и лишь бы какое-то отношение имела к обрезанию! Кстати, не хотите ли послушать еще одну историю, весьма, на мой взгляд, занятую и поучительную?

– Валяйте, – добродушно ответил ему Обломофф, – тем более, что теперь как раз ваш черед что-нибудь рассказать!

Здесь мы прервем на время эту занимательную беседу, известную, между прочим, нам в мельчайших подробностях, и отвлечемся другими, не менее важными делами.

Метро (Оск.)