Вечный Жид

Через несколько дней после встречи с Исидором мать его умерла от неизлечимой болезни, успев оставить сыну адреса всей своей богатой родни. Исидор так привык быть безвестным и ничего не значащим в мире литературы, как, впрочем, и в жизни, что поначалу дичился своих богатых родственников и стеснялся принимать от них помощь. Собственно говоря, помощь эта первые годы была чисто символической: так, например, приехавшая к нему из Франция древняя старушка, назвавшаяся его бабушкой и остановившаяся в шикарном номере гостиницы «Космос», привезла ему пару джинсов пятьдесят восьмого размера и какую-то детскую майку с изображением не то Санта-Клауса, не то Че Гевары. Джинсы Калинофф тут же выгодно продал в одном из московских туалетов, обычном месте сбора разного рода фарцовщиков и их многочисленных клиентов, а майку не то выкинул в мусоропровод, не то отдал первому попавшемуся мальчишке на улице. На этом до поры и закончился его опыт общения со своими зарубежными родственниками: до момента падения советского Союза оставалось еще не меньше десяти лет, и железный занавес, установленный на границах страны, отлично выполнял свою роль! Поэтому Исидор, безбедно прожив целый год на проданные бабушкины джинсы, опять вернулся к своему основному занятию: писанию романов, которые никому не были нужны. Следующий роман, написанный им все в том же бараке на задворках Мытищ, назывался «Азовский», по девичьей фамилии матери, которую она сообщила ему перед смертью. Это была попытка переписать на русский лад знаменитый роман Сэлинджера «Над пропастью во ржи», и, разумеется, эта попытка решительно не удалась! Исидор рассказывает о том, как шестнадцатилетним, закончив всего восемь классов, будучи безумно влюбленным в одну из своих одноклассниц, и в очередной раз поссорившись с отцом, он уехал в Ялту на концерт джазовой музыки, после которого намеревался покончить с собой. На почти трех сотнях страниц описываются страдания комплексующего подростка, его отношения со сверстниками, отвергнувшей его чувства девушкой, ненавистным ему отцом, и даже с воображаемой матерью, которую он сделал одной из героинь этого очень наивного и, в общем-то, не такого уж и плохого романа. Однако редактора в журналах и издательствах решили по-своему, и на корню зарубили этот очередной шедевр Исидора, заодно уж поиздевавшись и над его псевдонимом Калинофф. Как ни странно, сам автор воспринял свою очередную неудачу необыкновенно спокойно, он давно уже понял, что такова его судьба, и, есть у него за границей родственники, или нет, а также еврей он, или русский, но ему до смерти суждено отныне писать роман за романом, а потом тщетно разносить их по редакциям. Такова, очевидно, его судьба, такова его карма, наказание за прежние грехи, за прежнюю неизвестную ему жизнь, в которой он был, возможно, излишне преуспевающим романистом, и с презрением относился к своим менее удачливым собратьям по перу. Так он и существовал неизвестно на что несколько лет, сочиняя помимо романов еще и пьесы, а также фантастические рассказы, которые ему, как ни странно, иногда все же удавалось публиковать. Он давно уже понял, что главное для литератора – это умение ходить по редакциям и заводить нужные связи, которых у него за последние годы накопилось великое множество. Несмотря на то, что его почти нигде не печатали, он был на дружеское ноге со многими могущественными в литературном мире людьми, один из которых, известный писатель, а по совместительству редактор одной очень престижной фантастической серии, где Исидор время от времени каким-то чудом печатался, так объяснил ему его положение:

– Ты, Исидор, ни в коем случае не должен считать себя неудачником! То, что твои романы не печатают, а печатают кого-то другого, вовсе не значит, что ты плох, а они хороши. Просто они попали в струю, а ты не попал, но главное, что ты состоишь при деле, как тот еврей, что варит куриные яйца и продает их на рынке по той же цене, что и сырые. Ты сам, кстати, кто по национальности, уж больно смущает меня твой нос и эти твои летящие в стороны волосы. Уж больно напоминают они еврейские пейсы!

Исидор тогда отшутился, сказав, что у него просто нет денег на парикмахера, и расчувствовавшийся редактор дал ему взаймы приличную сумму, а заодно уж взял себе в сборник один из его фантастических рассказов. В стране, закрытой со всех сторон глухим железным занавесом, происходило так много удивительного и фантастического, что фантастика здесь всегда была в цене, как вареная колбаса, которую моментально сметали с прилавков.