Вечный ветер

— В том-то и дело, что никакой заданной программы нет. К тому же движения его беспрестанно меняются, но, если вы заметили, всегда подчинены главной задаче — порученному делу. Трудясь, он развлекается. Умеет находить удовольствие в скучном, неинтересном занятии. Редкое свойство даже для мыслящего существа.

Между тем робот набил свой желтый мешок грязной посудой, отправил его в мусоропровод и танцующим шагом двинулся вдоль стены.

Академик встал:

— Бежим, ребята, что есть духу! Этот паршивец задумал черное дело.

Едва мы переступили порог, как стены сдвинулись, двери захлопнулись, и до нашего слуха долетел шум водяных струй: робот приступил к «мокрой уборке».

Наши имена внесли в штат острова, каждый из нас получил «ящик Пандоры» — так здесь называют «авральную памятку» в виде крошечного ящичка; его можно носить вместе с часами на запястье руки, приколоть к одежде или просто сунуть в карман. У него одна удивительная особенность — его нельзя потерять: стоит обронить, как он начинает подавать сигналы на центральный пост, и оттуда незадачливый хозяин во всеуслышание оповещается о местонахождении пропажи. За все время нашего пребывания на острове только Костя однажды ухитрился потерять свой «ящик Пандоры», да так, что его не нашли и по сей день. Трудно было бы подыскать более меткое название для этого остроумного прибора. В нем действительно, как и в легендарном «ящике Пандоры», была заключена масса неприятных неожиданностей. Представьте себе, что вас будят среди ночи и приказывают бежать к ракете или «Колымаге» и отправляться в дождь и бурю в погоню за китом, которому вздумалось плыть в Антарктику, или устанавливать сигнальные буи, сорванные «молодцами» из банды Черного Джека. Да мало ли что может случиться в океане и на острове в наше время, когда мир еще полон загадок и неожиданностей!

Несколько часов в день мы проводили в лабораториях. Руководитель практики разработал вместе с нами обширнейшую программу исследований, не предусмотренную курсовыми заданиями на лето.

— У вас там детские игрушки, а здесь место для настоящего творческого труда, — сказал Павел Мефодьевич, заметив наши недовольные гримасы. — Вот список книг, магнитных записей, фильмов. Посмотрите между делом. Здесь минимум…

У нас перехватило дыхание, когда мы увидели этот «минимум».

— Корень учения горек! — изрек в утешение наш ментор.

Особенно досаждал он нам, требуя точнейших анализов и не разрешая при этом пользоваться современным оборудованием.

— Все это потом, когда разберетесь, что к чему. Все эти молниеносные анализаторы отучают человека думать, разбираться в процессах, в самой сути поставленного эксперимента.

Костя шипел, конечно, не в присутствии академика:

— Варварство какое-то. В наше время пользоваться методикой алхимиков! Терять столько времени!

Мы путали реактивы, били хрупкую лабораторную посуду. И странное дело — скоро увлеклись, как дети. Костя стал напевать и насвистывать за работой — признак высочайшего довольства собой. И вот однажды он вернулся от нашего учителя, которому носил на проверку анализы. Сдерживая клокотавшую в нем радость, он швырнул на стол тетрадь.

— Проклятый старикан! — с нежностью сказал он. — Нашел, что мои выводы тоньше, чем у электронного лаборанта. Мефодич находит, и я с ним вполне согласен, что творческие начала неимоверно трудно запрограммировать. Хотя он сам опровергает такое утверждение. Но все равно, пусть он будет трижды робот, я еще не встречал более совершенного интеллекта! — Костя захохотал, ткнул меня в плечо и спросил: — Ну, а как твои успехи?

Мне пока хвастаться было нечем. Правда, намечалось кое-что интересное, но требовались кропотливые исследования и главное — время. Морские лилии, которых я изучал, обещали много неожиданного.

ВИД С БАШНИ

Океан отходил ко сну. Вечер выдался жаркий. Пассат чуть дышал. Двадцатиметровые колеса воздушных генераторов вращались так медленно, что можно было пересчитать их блестящие лопасти. На западе стояла перламутровая стена, вся она трепетала и переливалась. Где-то там, за этой радужной стеной, умирала «Адель» — по старой традиции, циклоны носили женские имена. Туда с нашего острова весь день летели метеорологические ракеты, нацеленные в эпицентр вихря — сердце «Адели». Она тщетно стремилась уйти, вырваться из-под метких ударов, но у нее не хватало сил: к нам она подошла уже порядком израненная после бомбардировок с воздуха и обработки конденсаторами водяных паров.

Мы с Костей сидели под селиконовым колпаком на вершине смотровой башни. Вернее, я сидел, а Костя стоял и смотрел на радужную стену, чему-то улыбался, барабаня пальцами по толстой прозрачной стенке. Колпак слегка раскачивался, создавая полное впечатление, что мы висим в гондоле учебного аэростата для тренировочных прыжков с парашютом. Хорошо и немного жутковато болтаться на шестидесятиметровой высоте.