Вечный слушатель

Я — как понтон, когда лишившись мачт и рей,
Руиной гордою, храня в глубинах трюма
Бочонки золота, он движется угрюмо
Среди тропических и северных морей.

Свистал когда-то ветр среди бессчетных талей,
Но — судно более не слушает руля:
Стал побрякушкой волн остаток корабля,
Матерый плаватель вдоль зелени Австралий!

Бесследно сгинули лихие моряки,
На марсах певшие, растягивая шкоты, —
Корабль вконец один среди морской дремоты,
Своих багровых звезд не щерят маяки.

Неведомо куда его теченья тащат,
С обшивки дань беря подгнившею щепой,
И чудища морей свой взор полуслепой
Во мглу фата-морган среди зыбей таращат.

Он мечется средь волн, — с презреньем лиселя
Воротят от него чванливые фрегаты, —
Скорлупка, трюмы чьи и до сих пор богаты
Всем, что заморская смогла отдать земля,

И это — я. В каком порту, в какой пучине
Мои сокровища дождутся похорон?
Какая разница? Плыви ко мне, Харон,
Безмолвный, и моим буксиром будь отныне!

Артюр Рембо (1854–1891)

Бал повешенных

С морильной свешены жердины,
Танцуют, корчась и дразня,
Антихристовы паладины
И Саладинова родня.

Маэстро Вельзевул велит то так, то этак
Клиенту корчиться на галстуке гнилом,
Он лупит башмаком по лбу марионеток:
Танцуй, стервятина, под елочный псалом!

Тогда ручонками покорные паяцы
Друг к другу тянутся, как прежде, на балу,
Бывало, тискали девиц не без приятцы,
И страстно корчатся в уродливом пылу.

Ура! Живот отгнил — тем легче голодранцам!
Подмостки широки, на них — айда в разгул!
Понять немыслимо, сражению иль танцам
Аккомпанирует на скрипке Вельзевул.

Подошвы жесткие с обувкой незнакомы,
Вся кожа скинута долой, как скорлупа,
Уж тут не до стыда, — а снег кладет шеломы
На обнаженные пустые черепа.

По ним — султанами сидит воронья стая,
Свисает мякоть щек, дрожа, как борода,
И кажется: в броню картонную, ристая,
Оделись рыцари — вояки хоть куда.

Ура! Метель свистит, ликует бал скелетов,
Жердина черная ревет на голоса,
Завыли волки, лес угрюмо-фиолетов,
И адской алостью пылают небеса.

Эй! Потрясите-ка вон тех смурных апашей,
Что четки позвонков мусолят втихаря:
Святош-молельщиков отсюда гонят вза́шей!
Здесь вам, покойнички, не двор монастыря!

Но, пляску смерти вдруг прервав, на край подмостка
Скелет невиданной длины и худобы
Влетает, словно конь, уздой пеньковой жестко
Под небо алое взметенный на дыбы;

Вот раздается крик — смешон и неизящен,
Мертвец фалангами по голеням стучит, —
Но вновь, как скоморох в шатер, он в круг затащен
К бряцанью костяков — и пляска дальше мчит.

С морильной свешены жердины,
Танцуют, корчась и дразня,
Антихристовы паладины
И Саладинова родня.

Ответ Нины