Вечный хлеб

В прихожей он задержался, взял племянницу за запястье — жест, о котором мечтал все время, пока пили чай, — и сказал странным горловым голосом, каким говорил, может быть, раза два в пору первой влюбленности:

— Ну, а ты-то как живешь? А то все о прошедшем да о прошедшем. Лет-то тебе сколько?

— Восемнадцать недавно, дядя Слава.

— А голос уже прокурила, — не удержался он от морали, хотя все был готов ей простить, лишь бы чаще слышать ее хрипловатое «дядя Слава». И привычная отчужденность от беременных исчезла: Алле все идет, у нее все иначе!

— А мне нравится. А то не голос был, а расстройство: как у пионерки. Да все теперь курят, чего ж я.

— Ладно. Занимаешься-то чем?

— Учусь на дошкольницу. На дошкольную воспитательницу. Хотела в Герценовский, да пролетела. А-а, все равно. Малыши, может, и лучше.

— А Зинаида Осиповна совсем не встает? Все на тебе?

— А чего делать? Три года. Был жив дед — на нем. Теперь на мне.

— Ловко устроилась!

Не хотел он говорить этого, да вырвалось само собой. Алла сразу насторожилась, высвободила свою руку, отступила на полшага.

— Она не устраивалась, она заболела. Перенесла столько!

Перенесла, оказывается! Тоже — переносчица! Ладно, скоро Алла сама узнает.

— Тебе ж учиться. А скоро — вон. Он кивком указал на ее живот. Но Алла отмахнулась беспечно:

— Тогда-то свобода — декрет!

— Смелая ты. Значит, приходи дневник читать. И просто.

— Ага, приду. — Она рассмеялась: — Ну, кино: здрасьте, я ваша дядя!

Он снова взял ее за запястье и крепко, по-настоящему поцеловал. И снова она толкнула его твердым животом — и даже приятно это может быть, оказывается.

На обратном пути он почти и не вспоминал о старухе— только в связи с Аллой. Совсем еще наивная, хоть и курит и говорит хриплым голосом: не понимает, что старуха ловко устроилась, превратила девочку в сиделку!.. И ребенок будущий… Что-то не чувствуется в доме мужчины, и обручального кольца нет. Готовится стать девушкой-матерью? В наше время ничего страшного, конечно: Вячеслав Иванович не раз слышал о женщинах, которые хотели ребенка, но решительно не хотели при этом замуж (во всяком случае, так утверждали вслух), — но обычно такое желание приходит позже, годам к тридцати… И Вячеслав Иванович тут же вознегодовал на неведомого ему соблазнителя. Родители живут себе на Камчатке, подкинули ребенка под присмотр эгоистичной старухе — и пожалуйста! Был бы раньше рядом он, законный дядя, он бы не допустил! Каким образом он смог бы не допустить — неизвестно, но — не допустил бы и все! Он и о сестре почтинедумал, так был поглощен Аллой. Словно сестра выполнила свое основное назначение: родила дочку — и больше не нуждалась в братской поддержке. Только когда уже пришел домой, подумал, «то нужно все-таки написать Маргарите туда, на Камчатку. Сразу же и написал.

За всю свою жизнь он никогда не писал родственных писем, но постарался, и получилось с чувством, как и нужно:

Здравствуй, дорогая сестренка Рита!

Пишет к тебе твой родной брат. Не сводный какой-нибудь, а родной по отцу и матери. Ты удивлена, но так оно и есть на самом деле. Нас разметала проклятая война, и из-за нее оба мы думали столько лет, что нет у нас ни сестер, ни братьев. Но такой удивительный факт, что мы родные. Я пересылаю тебе копию дневника нашей мамы, который она завела в самое страшное время, и где ты прочитаешь про себя, как мама вдохнула в тебя свою жизнь. А я уже познакомился с твоей чудесной дочкой, своей племянницей…

И еще на три страницы. И хорошо, что он переплатил за срочность и машинистка тут же при нем перепечатала и дневник мамы, и рассказ Сергея, — теперь сразу и приложил к письму. А сам про Зинаиду Осиповну не добавил ни слова: пусть сестра читает и судит. Там в дневнике написано про случай с шоколадом не очень понятно, но, если захочет, пусть сестра пишет и спрашивает.

8

Нужно было отвезти обещанную копию и Ракову.

Поехать на свежий воздух очень бы полезно и Алле, ну и вдобавок приятно с нею побыть, приятно и похвастать перед Раковым племянницей, — поэтому Вячеслав Иванович позвонил, позвал. Но Алла сказала, что и в училище своем занята, и бабушку не может оставлять надолго, — вот оседлала старуха! Пришлось ехать без Аллы, и сразу радость от поездки была испорчена. Хотя Алла и пообещала очень скоро зайти, это утешило слабо.

На этот раз он испек для Ракова вафельный торт с безе и орехами — все, кто пробовал, всегда говорят: Совсем как «Киевский»!», чем обижают Вячеслава Ивановича: он-то знает, что его торт лучше «Киевского»!