Вечный капитан

На входе в канал к нам буквально подлетела от берега тридцативесельная галера. Плавные, одновременные взмахи весел, делали ее похожей на птицу. Корпус узкий, выкрашенный в темно-красный цвет, с закругленным внутрь, высоким форштевнем. На скулах нарисовано по глазу без радужки, как бы с расширенными зрачками. Примерно посередине мачта с латинским парусом, подвязанным к рее. На корме два рулевых весла, по одному с каждого борта, и на флагштоке висел флаг, красный с золотом. Что на флаге было вышито – не рассмотрел, потому что плотная материя не развивалась. Я где-то читал, что от галер исходила жуткая вонь, потому что гребцы-рабы, прикованные к скамье цепью, гадили под себя. От этой не воняло. Может, потому, что на ней гребли вольнонаемные, а не рабы. Галера подошла левым бортом к нашему правому по инерции, убрав быстро, по команде, весла с этого борта. Матрос кинул с бака нам швартов. Агафон закрепил его. Взмах весел правого борта по команде офицера – и галера поджалась к нам. Она была длиннее шхуны, но чуть ниже. Гребцы сидели вдоль бортов в один ряд под навесом из сшитых кож. Посередине судна проходила галерея от кормы до бака. В двух местах от нее к бортам шли ответвления. По одному из них подошел к борту галеры и затем поднялся на шхуну с помощью подавшего руку Диофанта византийский офицер в сверкающем позолотой шлеме с красным гребнем из крашеного конского волоса и надраенным до блеска, бронзовом, «анатомическом» – воспроизводящем мускулатуру торса, которой явно не хватало владельцу, – панцире, поверх которого накинут тонкий красный плащ, хотя день был не холодный. На ремне с золотой застежкой висели меч и кинжал с золочеными рукоятками и в золоченых ножнах. Молодой, лет двадцати, заносчивый и самоуверенный – типичный представитель столичных паркетных войск всех стран и народов. Видимо, мажорный мальчик. Родители, благодаря связям или положению, обеспечили его синекурой. Офицера сопровождали четверо матросов в железных конических шлемах и кожаных доспехах, вооруженные короткими копьями и кинжалами, без щитов.

– Откуда и куда? – спросил офицер, всем своим видом показывая, что делает большое одолжение, задавая вопросы. Чем-то он напомнил мне украинских пограничников и таможенников.

– От днепровских антов в Константинополь, – ответил я, всем своим видом показав, что не делаю никому одолжения.

– Какой груз? – задал он второй вопрос.

– Зерно. Открыть трюм и показать? – спросил я.

– Не надо, – ответил офицер и потребовал: – Шесть милиарасиев за проход проливом.

Я посмотрел на Геродора. Тот кивнул головой, подтверждая, что платить придется. Я сходил в каюту за деньгами. Когда вернулся, Геродор, захлебываясь от восхищения, рассказывал офицеру, что мы прошли от Днепра до Босфора напрямую и чуть более, чем за двое суток. Офицер, судя по искривленным губам, не очень-то и верил. Он же видел, как мы подошли к проливу вдоль западного берега. Небрежно взяв деньги унизанной золотыми перстнями рукой, офицер с эскортом вернулся на галеру, которая сразу полетела к нефу, который подходил с юго-востока.

В двадцать первом веке официально не надо было платить за проход Босфором, который турки упорно называют Истамбульским проливом. Просто иногда к борту подходил санитарно-карантинный катер и проверял документы на судно и груз. Если дать им вместе с документами блок сигарет, проверка заканчивалась быстро и с положительным результатом.

23