Вечный капитан

Опять положил нож на окончание стрелы и ударил еще сильнее. Стрела пошла неожиданно легко, я вогнал ее всю в тело Скилура. Кровь прямо брызнула из раны. Мы отвязали его правую руку и наклонили набок. Из спины торчал окровавленный, ланцевидный наконечник с заусенцами и еще сантиметров пять покрасневшего древка. Я решил, что лучше не обрезать наконечник, а протянуть всю стрелу вперед. Всё равно она уже вся в теле. Я обмотал наконечник лоскутом от рубахи, чтобы не скользил в руке и чтобы не пораниться самому о крючки, и одним рывком выдернул стрелу из тела. Скилур взвыл и дернулся еще раз, но теперь потише. Кровь из ран хлестала ручьями. Я приложил к ним лоскуты рубахи, смоченные акульим жиром, и туго забинтовал раны. Повязка с обеих сторон тела сразу пропиталась кровью. Быстро пропиталась кровью и его рубаха, которую я закатал. Такой худой, а столько в нем крови! Обмотал его еще одной своей рубахой, не разрывая ее, и закрепил его правую руку на теле, чтобы не шевелилась. Вынул ветку из его рта. Она была пожевана в мочало. Лицо Скилура было мокрое от пота, а глаза из-за расширенных зрачков стали черными.

Скилур прокашлялся, выплюнув сгусток крови.

– Отвязывай, – приказал я Палаку, – и уложи поудобнее, но так, чтобы правой рукой не шевелил.

А сам отошел в арбы, чтобы прийти в себя. Чёрт! У меня сегодня прямо День садиста!

Палак укрыл друга кожаным покрывалом. Того колотило со страшной силой. Наверное, замерз из-за большой потери крови. Или страх и боль выходят, как у меня недавно. Больше я ничем не мог ему помочь. Может, в деревне найдется лекарь.

9

Начинало темнеть, когда мы добрался до готской деревне, которая стояла на высоком берегу реки и больше напоминала укрепленный лагерь. С трех сторон она была защищена высоким валом с частоколом из бревен поверху и каменными башнями на углах, а со стороны обрывистого берега – невысокой деревянной стеной. Еще одна башня была над воротами, въезд в которые был как бы ущельем в валу.

Обоз остановился на ночь на каменистом плато между деревней и лесом. Охранники жгли костры, кашеварили. Я снят с довольствия, так что придется есть свое. Впрочем, запасы у меня пополнились. Сиденье арбы было вроде крышки сундука, в котором я обнаружил медный котел литров на пять, восемь пресных лепешек, здоровый шмат сала, две головки сыра, три десятка вареных яиц, мешочек пшена и кувшин с простоквашей, горлышко которого было завязано чистым платочком с вышивкой красными крестиками, напомнившим мне украинский рушник. Мне этого хватит надолго.

Обозники явно не ждали меня, но еще больше удивились арбе и скифам. По их словам, в деревне не было врачей. Лечиться ездили в Херсон. В деревне Моня набрал новых охранников, готов, хороших воинов, взамен погибших, раненого Скилура и уволенного, кроме меня, еще и Палака. Подозреваю, что весь сброд он и нанимал именно до этой деревни. Причем не заплатил никому ни нуммия. Видимо, поэтому опытные охранники и не хотел наниматься к иудею. Палак помог мне распрячь волов, отогнал их на пастбище.

Подошел Гунимунд.

– Я говорил ему, что тебя нельзя увольнять и оставлять там одного, – сказал гот виноватым тоном.

– Так даже лучше получилось, – успокоил его. – Не знаешь, кому здесь можно продать эту арбу с мукой и парусиной?

– Где ты ее взял? – спросил Гунимунд.

Я рассказал.

– Арба из этой деревне, – сообщил гот.

Вот те на! А я уже думал, что разбогател! Зато теперь буду знать, где покупать парусину.

– Я готов вернуть ее за вознаграждение, – предложил я. – Так ведь у вас поступают?

– Ее не возьмут назад, – заверил гот.

– Почему? – удивился я.

– На ней кровь, – ответил Гунимунд. – Принесет несчастье.

– Значит, и мне тоже? – спросил я.

– Тебе – нет, – ответил он.

– И что мне теперь с ней делать?! – задал я вопрос скорее себе.

– Подожди обоз в сторону города, а лучше продай на соляных промыслах, там еды постоянно не хватает, больше заплатят, – посоветовал Гунимунд. – Здесь могут купить только оружие и доспехи, я скажу деревенским, – и пошел навстречу пятерым всадникам, которые скакали к нам от деревни.

Они были частью передового дозора херсонского гарнизона. Вооружены и защищены так же, как городские. Наверняка несут службу здесь вахтовым методом. Всадники о чем-то переговорили с Гунимундом на готском, кивая в мою сторону, и быстро поскакали в обратном направлении. На подъезде к воротам остановились и поговорили с идущими им навстречу стариком с клюкой и женщиной средних лет. Я догадался, что эта парочка идет по мою душу.

Старику было за шестьдесят. Высокий по местным меркам, то есть почти с меня ростом, но не горбился. Седые редкие волосы, седые кустистые брови, седые длинные усы. Взгляд тусклый, как у человека, уставшего жить. Женщина, видимо, приходилась ему дочкой или невесткой. Миловидное лицо и располневшее тело часто рожавшей женщины. На лице была тревога, которая сменилась болью, когда подошла ближе и узнала арбу. Теперь и у нее взгляд стал тусклым. Зато у старика в глазах появилась жизнь. Наверное, понял, что поднимать внуков придется ему.

– Скольких ты убил? – спросил старик.