Вечный дом. Мир ноль-А. Пешки ноль-А

И после этого Стивенс закончил свое обвинение так:

— В мою задачу не входило объяснить мотивы, руководствуясь которыми мистер Пили выплатил всем вовлеченным в круговерть событий огромные суммы денег, которые ему не принадлежали. Но сейчас, я полагаю, я могу подчеркнуть, что мы не можем недооценивать психологический аспект религий майя и ацтеков (мне всегда было трудно различить их), которые он исповедует. Мы имеем здесь дело с тем, что можно назвать верность культу… Леди и джентльмены, вот и все мои аргументы против Уолтера Пили.

В первый раз он посмотрел прямо на Мистру. Ее взгляд был холоден, но она, казалось, была вместе с тем озадачена. Стивенс натянуто улыбнулся, прошел к своему стулу у входной двери в холл и сел.

XXI

В комнате все оставалось по-прежнему. Никто, кроме него, не двинулся с места, если не считать, что некоторые изменили положение. Оба издателя записывали что-то в записные книжки. Таннахилл сидел на диване, наклонившись вперед. Он закрыл лицо руками и, казалось, смеялся. Судья Портер язвительно смотрел на Пили: гладкое лицо судьи — вежливая маска, выражение глаз — скрыто за темными очками.

— Итак, мистер Пили, — сказал он, — что вы хотите сказать в свое оправдание?

Сначала Пили молчал. Он сидел в большом кресле, глубоко задумавшись. Казалось, он колебался. Он взглянул на Стивенса и быстро отвел взгляд. Потом он посмотрел на дверь, ведущую в холл. Наконец, он вздохнул и уже в упор посмотрел на Стивенса.

— Так вот почему вы так метались, — заметил он.

И снова молчание. Он, казалось, понял, что все теперь смотрят на него, потому что громко засмеялся, вынул из кармана сигарету и нервно сунул ее в рот.

— Я бы хотел, чтобы вы еще раз объяснили, — сказал он, — каковы же мои мотивы в совершении этих убийств. Я хочу, чтобы вы сказали об этом прямо.

Он слушал, слегка наклонив голову, будто пытаясь услышать какой-то подтекст в том, что говорил Стивенс. Когда Стивенс опять рассказывал о письме, которое от Таннахилла потребовали подписать, адвокат еще раз засмеялся, на сей раз уже более жестко, более решительно. Он выглядел, как человек, который набирался мужества перед ужасом грозившей ему опасности.

— Вы идиот! — сказал он. — Вы же сами сказали, что у меня есть письмо Таннахилла с разрешением продолжать — вы поняли продолжать — выплаты этим людям. Из письма ясно, что Таннахиллу известны причины, по которым делаются эти выплаты.

— У вас есть с собой это письмо? — мягко спросил Стивенс.

Его интонация вызвала должный эффект. До этого момента Пили, наверное, думал, что это письмо — не очень уж веское доказательство. Теперь в его глазах мелькнул испуг. Глаза его округлились.

— Негодяй, вы были в моем офисе в Лос-Анджелесе.

— Я уверен, — сказал Стивенс спокойно, — вы понимаете, конечно, что любая попытка протащить идею о том, что такое письмо вообще когда-либо существовало, не будет достаточно убедительной для присутствующих.

Пили сел. Удивительно, но он, казалось, взял себя в руки. Он спокойно посмотрел на Стивенса.

Затем он перевел взгляд на остальных. Судья Портер потер глаза и, нахмурившись, обратился к Пили:

— Вы принимаете это очень близко к сердцу. Я так понимаю, что вы все-таки предвидите вероятность того, что будет более благоразумным, если вы выдержите этот удар. В конце концов, мы не можем допустить, чтобы на владельца этого дома падала тень. И потом, таким образом мы избавимся от этого связанного с вами странного страха, который овладел нами в последние несколько дней. Он взглянул на обоих владельцев газеты. — А что вы думаете, джентльмены?

Кэрвелл, длинный и сухопарый человек, который что-то шептал в этот момент Гранту, поднялся.

— В моем экстренном утреннем выпуске, — сказал он, — будет опубликована статья, полностью оправдывающая мистера Таннахилла. Семья Таннахиллов, — он произнес это нараспев, — в течение ряда поколений была основой Альмиранта. И моя газета с давними традициями и устойчивой репутацией в городе не позволит попирать семью, которая является символом американских и калифорнийских традиций. В нашем постоянно меняющемся мире, который почти разрушен выскочками без моральных устоев и людьми без принципов, мы должны все чаще обращаться к людям, которые пустили корни в этой земле, а не к безымянным бродягам. — Он помолчал. — А теперь, что касается обвинения в убийстве. — Он взглянул на Мистру. — Все это в высшей степени тривиально. Молодой человек не лишен здравого смысла, но у него абсолютно отсутствует воображение.

Мистра встала и кивком головы подозвала Стивенса. Он подошел, и они отошли в угол. Она тихо сказала:

— Это что, великое прозрение? Ты вроде бы сказал мне, что Пили это совсем не тот человек.

Стивенс сказал сердито:

— Где ваша чертова телепатка? Ты можешь ее привести? Я хочу с ней поговорить.