- Рак крови, третья стадия, метастазы в печени. Не жилец он был и одной ногой пребывал в могиле. Маменька бросила детей и мужа, рванула выскребать свою любовь с того света. Жили они так в уединении аж три месяца. Никого кроме друг друга почти не видели. С этого у них всё и началось: отец выкарабкался, перья почистил и выкрал мамочку в единоличное пользование. Развёл её и тут же сам женился. А через два года родилась я! – заявляет с особенной гордостью.
Прожевав откусанное, добавляет:
- Никто не знает, что в книге с названием «Судьба» написано. Но могу вам без преувеличения сказать: настолько сильного чувства, как между моими родителями, я в жизни не встречала. Я люблю Антона, он любит меня, Эштон любит Соньку, а она его, но всё это ни разу не так надрывно, трагично, неудержимо и непреодолимо, как у отца с матерью. Видел, как он на неё смотрит? – обращается к Дамиену.
- Да, - рот Дамиена растягивается в бесконечной улыбке, глаза сощуриваются так, как это бывает у него только в моменты искренней радости. - Этот его взгляд сложно не заметить! - добавляет с восхищением.
Лурдес, поднимает руки, чтобы вновь закрутить свою рассыпавшуюся гриву в узел, и как бы невзначай бросает:
- А ведь ты точно так же смотришь на неё, - кивает в мою сторону. – Единственная пара, у кого я наблюдала нечто похожее – вы двое.
Последнюю фразу она произносит с подчёркнутой серьёзностью, а мы с Дамиеном боимся даже взглянуть друг на друга. Моё сердце теряет здоровый ритм, спотыкается и никак не может вернуть размеренность. Я бросаю на Дамиена только один короткий взгляд, но вижу, что и он теперь смотрит на меня пристально, не отрываясь. Мы оба думаем об одном и том же. Мы оба осознаём свои возможности, страхи, последствия поступков. Мы оба хотим одного и того же. Нет, жаждем одного – быть несмотря ни на что вместе.
Лурдес уезжает засветло – в пять вечера, потому что на американской таможне в воскресенье длиннющие очереди. Я помогаю ей усадить сытых детей в автокресла, мы обнимаемся, и Лурдес тихонько шепчет мне на ухо:
- Не дай ему уйти на этот раз. Он и сам не хочет, но ты держишь дверь слишком широко открытой, закрой её! Дай ему хотя бы понять, что хочешь, чтобы он остался!
Внедорожник Лурдес скрывается за поворотом, а я стою на мокром асфальте, ежась и кутаясь в свою куртку под моросящим дождём. От дома, в который я сейчас вернусь, исходит тепло. И я хорошо осознаю его источник: меня впервые в жизни ждут. Я больше не живу одна, и стены перестали быть просто стенами, они стали домом. Это чувство нужности кому-то и тепла так не хочется терять. Так страшно снова оказаться одной. У Мел есть её сын, а у меня кроме Дамиена никого.
Я поворачиваю голову в сторону нашей входной двери и вижу Дамиена на пороге: он ждёт меня в своей коляске и улыбается. Его улыбка невесомая, но искренняя, а в глазах то же самое выражение, какое я видела у отца Лурдес, когда он смотрел на свою жену. И пусть у него птицы и цветы сакуры на предплечьях, его взгляд, как и его чувства, неизменны.
Я возвращаюсь, толкая перед собой коляску и не обращая внимания на извечное «Я сам!».
Мы быстро убираем в кухне и столовой, слушая музыку по радио, затем Дамиен укатывает принимать свой вечерний душ, я поднимаюсь к себе и делаю это же.
Моя постель холодная, и я не вижу никакого смысла в том, чтобы мёрзнуть в ней в одиночестве. Лурдес велела захлопнуть дверь, а она – мой официальный лечащий врач.
Спускаюсь, тихонько толкаю дверь в его комнату и стою в нерешительности в кромешной тьме. Вдруг слышу:
- Ну же, иди ко мне…
Наши губы болят от поцелуев, но стоит мне отвернуться, как Дамиен приникает к моей щеке или шее. Нам обоим хорошо. Несмотря даже на то, что мой кавалер не может подняться с кровати, а мы оба, возможно, больше совсем не пригодны для секса. Никому нет до нас никакого дела, а нам на всех наплевать: в этой комнате мы равны, получаем друг у друга благословение на удовольствия, радуемся доступному и поэтому счастливы.
- Ты бываешь счастлив?
- Конечно! Я всегда счастлив.
- Нет, так чтобы безмерно? Чтобы как удар молнии?
- Да! - тянет и улыбается, щурясь. - Каждый раз, как ты раздвигаешь для меня бёдра…
- Да ну тебя! - смущаюсь.
- Нет, я серьёзно. Дело не в сексе, вернее, не только в нём: ты как будто принимаешь меня несмотря ни на что. Это волнительно. И много для меня значит. Очень много!
Моё сердце сейчас пробьёт грудную клетку. Он… намекает? «Несмотря ни на что»… Каждый раз… Он ведь не случайно так сказал: между нами в полном сознании и «знании» ЭТО случилось только один раз. Лишь однажды я допустила между нами близость, и судьба наказала меня. Его тоже. Но сейчас Дамиен произнёс то, что уже давно поселилось в моей голове навязчивой мыслью, вертится и вертится, крутится вокруг одной и той же идеи: «любить, несмотря ни на что…».