Вечное дерево

Степан Степанович огляделся. Стадион был огромен, высок и напомнил ему тот ангар-главный цех,-только без гигантских станков, без челноков-кранов, без колоссальных деталей. Лишь часть стадиона была занята трибунами-узкими скамейками, одна над другой. Трибуны с трех сторон окружали пока еще не ярко освещенный дощатый настил, над которым висели новые щиты с кольцами-корзинами.

На скамейках сидели, по ним ходили, их перепрыгивали, как препятствия. Народу прибывало с каждой минутой. Молодежь сновала между скамеек, словно специально затем, чтобы задеть лишний раз коленки Степана Степановича и не извиниться. Впечатление создавалось такое, будто эти парни и девушки ищут друг друга и никак не могут найти.

Кое-кто проходил с бутылками лимонада и с пачками печенья, на ходу ел и пил прямо из горлышка, точно не мог поесть в буфете или дойти до своего места.

Кое-кто находил друзей и окликал их через весь стадион, как на улице, никого не стесняясь и не смущаясь.

Угреватый парень принес целый букет эскимо и стал передавать его по рядам своим товарищам. И товарищи заорали и начали подпрыгивать так, что скамейки затряслись и закачались, как пружины.

Гул стоял, как под -мостом. Отдельные голоса сливались в общий шум, и ничего нельзя было разобрать. Под стеклянным куполом летало раскатистое беспрерывное эхо.

Когда движение и суета достигли предела, когда шум сделался настолько сильным, что в ушах зазвенело, когда на скамейках стало так тесно, что невозможно было развернуть плечи, когда молодежь забила все проходы, все ходы и выходы, - вспыхнули прожекторы, дощатый настил засверкал, как огромный полированный экран.

И тотчас появились команды в красных и синих тренировочных костюмах.

Раздались аплодисменты, выкрики, приветствия, хлесткие удары мяча по щиту.

Но движение не уменьшилось и шум не стих. Все еще протискивались новые болельщики, тесня и без того плотно сидящих людей. Чуть ниже и левее Степана Степановича расположился тот угреватый паренек, что приносил эскимо. Сзади слышались мальчишеские голоса.

Правее сидела девушка в цветастой косынке. А прямо перед ним-с гладковыбритым затылком, немолодой загорелый человек. Каждый что-то выкрикивал так громко и смело, точно это должно было интересовать всех, кто был рядом. Назывались команды, цифры, годы, занятые места, тепло и с гордостью произносились фамилии игроков, словно это были родственники или друзья, фамилии почему-то назывались сокращенно, а игроки - по имени и кличкам, как близкие, свои люди.

Все переговаривались между собой, точно знали друг друга много лет, все всё понимали с полуслова, с полунамека.

Степан Степанович наблюдал все это с любопытством и мягкой внутренней усмешкой, не загораясь общим интересом.

"Я будто трезвый среди пьяных", - подумал он про себя.

Протяжный резкий свист заставил его посмотреть на площадку. Там уже не было игроков. Стоял судья в белом костюме и свистел в блестящий свисток. Гул голосов начал медленно затихать. И когда на площадке вновь появились команды уже в трусах и майках, сделалось тихо, так тихо, что слышно было, как где-то под скамейками покатилась бутылка.

Снова короткий свисток. Игра началась.

Степан Степанович больше глядел на окружающих его людей, чем на площадку, тем более что там, среди синих и красных маек, он не видел своего сына.

Наблюдать окружающих было смешно и забавно.

Все они как бы подравнялись в возрасте: одинаково хлопали, вскрикивали, замирали, ахали и шипели. Девушка сдернула косынку и при удачном броске любимой команды взмахивала ею над головой и визжала. Пожилой человек с гладким затылком поворачивался к Степану Степановичу и бурчал, дрожа щеками и краснея:

- Видели? Цапнул за руку-судья не заметил.

А Кондрашу уже персоналка.

Мальчишки за спиной Степана Степановича при этом пронзительно свистели. А угреватый паренек вскакивал и, оглядываясь, ища сочувствия, орал:

- На мыло!

Степан Степанович заметил, что трибуны реагируют на ход соревнований по-разному, явно неодинаково. Если его трибуна хлопает, то противоположная свистит, если его возмущается, противоположная взрывается аплодисментами. Средняя трибуна -нейтральная, будто восхищается, будто замирает, поддерживая то противника, то их трибуну, словно желая общего примирения.

- Вторая персоналка,-прошипел, оборачиваясь к Степану Степановичу, Гладкий Затылок.

Степан Степанович взглянул на площадку. Красные били штрафной. Он заметил светящийся щит над противоположной трибуной. После точного броска на щите моментально изменились цифры.

Он хотел спросить, в чью пользу счет, но вовремя подумал, что это будет воспринято здесь как вопиющее невежество. Он попробовал сам разобраться в обстановке.

Сын играл за "Буревестник", но Виктора на площадке не было.

Гладкий Затылок все чаще оборачивался к Степану Степановичу. Цветастая косынка все реже трепетала над головой девушки. Мальчишки все оглушительнее свистели.

Он понял: его трибуна проигрывает.

Степан Степанович снова взглянул на площадку и тут увидел Витьку. Сын был в синей майке. Значит, "Буревестник" проигрывает.