Вечная жизнь Смерти

Певун рассматривал мир «звездощипов». Обычная звезда, жить ей еще как минимум миллиард зерен времени. В системе восемь планет: четыре жидких гиганта и четыре маленькие твердые планеты. Опыт подсказывал, что низкоэнтропийные сущности, пославшие сообщение по примитивной мембране, живут на одной из твердых.

Певун пустил в ход большое око, что делал очень редко. Вообще-то сейчас он превышал границы своих полномочий.

— Ты что делаешь? — одернул его Старший. — Большое око занято!

— Я только хотел поближе взглянуть на один из низкоэнтропийных миров...

— В твои рабочие обязанности не входит «глядеть поближе»!

— Мне просто любопытно...

— Мало ли что тебе любопытно! У большого ока есть объекты поважней. Возвращайся к работе!

Певун не стал настаивать. Зачиститель — самая низкая должность на семени. Его все презирают, считая его работу не требующей особого ума. Но они забывают, что координаты, переданные в космос, зачастую исходят от гораздо более опасных миров, чем те, которые прячутся и помалкивают.

Значит, остается только произвести зачистку. Певун опять вынул из запасника горошину массы... и вдруг сообразил, что против «звездощипов» она не годится. Их планетная система имела иную структуру, чем у мертвого мира: в ней существовали глухие зоны. Горошина не зачистит все, а это означает напрасную трату ресурсов. Нужна дуал-векторная фольга. Вот только у него, Певуна, нет полномочий на то, чтобы достать ее из запасника; требовалось разрешение Старшего.

— Мне нужна дуал-векторная фольга для зачистки.

— Разрешаю, — отозвался Старший.

Перед Певуном всплыл кусочек фольги, запечатанный в прозрачную упаковку. Незамысловатая вещица, но Певуну она очень нравилась. Ему были не по душе дорогие инструменты — действуют слишком уж грубо и неэстетично. А вот деликатная непреклонность дуал-векторной фольги — это совсем другое дело! Такая красота способна превратить смерть в песню.

И все же Певуну было немного не по себе.

— Почему ты дал ее так легко, стоило только попросить?

— Невелика ценность.

— Но если мы будем пользоваться ею слишком часто...

— Ею пользуются повсюду во Вселенной.

— Да, это правда. Но ведь в прошлом нас всегда ограничивали. А теперь...

— Ты что-то слышал? — Старший принялся копаться в мыслях Певуна, и того начала бить дрожь. Старший быстро нашел то, что искал. Да, до Певуна дошел слух. Ну что ж, на семени эта тайна была уже известна всем.

Слух касался войны между родным миром и чужаками. Раньше новости приходили регулярно, но потом их поток иссяк — видно, дела плохи. Ситуация критическая, пахнет поражением. Но родной мир и мир чужаков не могут сосуществовать! Либо мы их, либо они нас. Если войну нельзя выиграть, остается лишь...

— Родной мир решил перейти в двумерное состояние? — спросил Певун. Старший, без сомнения, заранее знал вопрос.

Он ничего не сказал, что само по себе служило ответом.

Если слух верен, настало время скорби. Певун и вообразить себе не мог такую жизнь. В иерархии ценностей выживание стояло на самой высокой ступени. Когда оно под угрозой, всем низкоэнтропийным сущностям приходится выбирать меньшее из двух зол.

Певун удалил эти думы из своего органа мышления. Ему не полагалось иметь таких мыслей, от них одно только напрасное беспокойство. Он попытался припомнить, на каком месте песни остановился. Ах да, здесь:

Чудесные знаки вырезаны на нем,
Мягком на ощупь, как ил в мелком озере.
Она окутывает свое тело временем,
И влечет меня за собой на край существования.
Это полет духа:
В наших глазах звезды как призраки,
В глазах звезд мы как призраки.

Не прерывая песни, Певун захватил дуал-векторную фольгу усиком силового поля и небрежно метнул ее в «звездощипов».

Эра Космических Убежищ, год 67-й. «Ореол»

Чэн Синь проснулась и обнаружила, что реет в невесомости.

Гибернация не похожа на обычный сон. Лежащий в гибернации не замечает хода времени, кроме шестидесяти минут засыпания и шестидесяти минут пробуждения. Неважно, сколько времени проходит между этими двумя событиями, — вышедший из анабиоза субъективно ощущает, что проспал всего пару часов. Таким образом, пробуждение всегда включает в себя некий перелом, чувство, что твое «я» прошло через портал времени и вступило в новый мир.

Чэн Синь плавала в белом сферическом помещении. Рядом парила 艾 АА, одетая в точно такой же обтягивающий гибернационный костюм. Ее мокрые волосы и беспомощно раскинувшееся тело свидетельствовали, что она тоже только что проснулась. Встретившись с ней взглядом, Чэн Синь хотела заговорить, но онемение — следствие гибернационного холода — еще не совсем покинуло ее, и никаких звуков она произнести не могла. АА помотала головой: мол, она в том же состоянии и ничего не знает.