Вечная жизнь

Я замолчал, почувствовав, что ей нужно было высказаться: я — твоя дочь, я знаю, что ты лучше всех на свете. Я был счастлив сбросить маску. Конечно, Роми права: реабилитация — обязательный этап на пути к бессмертию. Дочь проявила благородство, подбадривая меня.

Облака рассеялись, как остатки «снежков»[234] в хорошем ресторане. Мы полюбовались закатом солнца за гору и решили насладиться джакузи. Разве не парадоксально, что места, созданные Природой для вечной жизни, внушают столь сильное желание покончить с собой? Мы вернулись в номер, и Роми решила подразнить меня, поедая сэндвич с хамоном Pata Negra[235] и запивая его кока-колой. Я держался стойко, потому что воспринимал назначенную диету как вызов телереальности — новый сезон «Я знаменитость, заберите меня отсюда». Заснули мы перед телевизором, под церемонию вручения премии «Сезар», где мой второй фильм ничего не получил ни в одной номинации. Роми спала на кровати, я устроился в релаксантном кресле-пузыре с приглушенным светом и шумом прибоя. Кресло согревало спину, как спинка сиденья моей парижской машины. Заведение Viva Mayr сулило простое счастье всем кошелькам, готовым выкладывать за него по тысяче евро в день.

* * *

В моей тяге к санаториям есть нечто генетическое. Я происхожу из семьи врачей, которые в начале двадцатого века создали в Беарне десяток лечебных учреждений. В детстве дед рассказывал, что между двумя войнами чахоточные больные ужинали в смокингах и вечерних платьях, под аккомпанемент квартета, исполнявшего камерную музыку, и любовались сумерками над Пиренеями. Теперь пациенты-клиенты-курортники худеют в махровых халатах-балахонах и переходят от сауны к бассейну в матерчатых тапках. «Волшебная гора»[236] далеко. Мне жалко всех чудиков, лишающих себя пищи в надежде добавить облику привлекательности. Разве можно выглядеть желанным в халате и шлепанцах?! Они и правда не понимают, что их сексуальная жизнь закончилась? У расы людей есть неоспоримые преимущества, но неосознанные стремления довели ее до гибели. Вот так и мой любимый Париж, бывший до войны мировым центром искусства и культуры, сегодня превратился в загаженный музей, покинутый туристами из-за терактов.

Раса сапиенсов должна была трансформироваться или исчезнуть (что фактически равнозначно): человечество, каким мы его знали после Иисуса Христа, так и так умирает. Париж не станет прежним, человек не вернется к себе «догугловского розлива». Необратимость судьбы унижает нас. Тот, кто найдет способ повернуть вспять временной поток… станет величайшим благодетелем из всех, живших на планете Земля.

Когда доставили посылку с Пеппером, нам позвонил администратор и попросил спуститься в холл. Директор на повышенных тонах беседовал с медсестрой, они пытались решить, допустимо ли присутствие роботов в Viva Mayr. В конечном итоге Пепперу выдали специальное разрешение — при условии, что он не будет покидать наш номер. Ну и ладно, он не водонепроницаемый, так что талассотерапия ему не показана.

— Где мы? — спросил наш маленький электронный дружок, как только Роми нажала на кнопку питания (его GPS еще не подключился к местному Wi-Fi).

— На берегах озера Вертерзее, в Австрии, — сообщил я.

— Ева Браун любила плавать по этому озеру на лодке и сама гребла, — поделился знаниями Пеппер.

— Скажи спасибо, что тебе не нужна еда, — сказала Роми, — кормят здесь отвратно.

— Нужно зарядить батареи, поставьте меня на базу. Нужно зарядить батареи, поставьте меня на базу. Нужно зарядить батареи, поставьте меня на базу.

— Он проголодался, — прокомментировала Роми.

Пока Пеппер восстанавливал силы после путешествия, мы отправились на прогулку по окрестностям. Наш номер выходил на маленькую церковь на вершине холма над озером. На западе вечные снега сверкали на вершине горы. На берегу камыш склонился к прозрачной воде, как будто хотел напиться. Клинику построили на полуострове, в центре озера. От романтичности пейзажа дух захватывало, казалось, мы попали в картину Каспара Давида Фридриха[237]. Он первым изобразил людей со спины, как чужаков в природе. Дорога привела нас к двери небольшой церкви на западной окраине городка Мария Верт, и мы прочли на табличке, что колокольня была построена в 875 году. Внутри шла служба, из приоткрытой двери слышались песнопения на немецком. Мы вошли в священную прохладу и увидели человек тридцать коленопреклоненных прихожан и священника в лиловой ризе, восклицавшего:

— Mein Gott, mein Gott, warum hast du mich verlassen?[238]

— Что он говорит?

— Повторяет возглас Христа на кресте: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?»