Вечная жизнь

Я начал смотреть все кулинарные шоу. «Мастер-шеф», «Топ-шеф», «Эскапады Птирено»: я, еще недавно завсегдатай ночных клубов, стал адептом диетической еды. Потом случилось то, что должно было случиться: я записался на фитнес. Даже в худших кошмарах мне не снилась подобная катастрофа: вот я «несусь» на эллиптическом велосипеде без седла; пытаюсь исполнить планку на локтях, борясь за рельефный пресс; лежу на армированном коврике и преграждаю смертоносной штанге путь к моей беззащитной шее; тщусь изобразить ногами стул, зацепившись локтями за шведскую стенку; меня растягивают во все стороны неумолимые резиновые петли (женщины называют это пилатес, мужчины — силовым эспандером). Под конец я тягаю гири, как распоследний культурист. Ужас!!! Столетиями мужчина участвовал в героических войнах; в двадцать первом веке борьба со смертью приобрела иную форму: дядька в шортах прыгает через скакалку.

Я боюсь, потому что Роми и Лу не заслуживают сиротства, и пытаюсь оттянуть конец. Жизнь заканчивается, а я с этим не соглашаюсь. Смерть не укладывается в рамки моего ретропланинга[77]. Сегодня утром я ходил босиком по клубнике, которую моя младшенькая раскидала по паркету.

Ужели счастье, отвоеванное в борьбе,
Закончится в ближайшие пять минут?

Я глохну — повторяю чужие фразы. Не исключено, что дело не в ушах, просто другие люди перестали меня интересовать. В моем возрасте начинаешь пить коку Zero: смотришь на растущий живот и боишься, что скоро перестанешь видеть «гордость мужчины». Чаще всего я прописываю себе сеанс релаксации. Каждый вечер, лежа в ванне, пересчитываю выпавшие волоски, плавающие на поверхности воды. Если их больше десяти, впадаю в уныние. Потом беру пинцет и выдергиваю седой «мох» из носа, ушей и прореживаю кустистые брови, достойные знаменитого политического «бровеносца» Франсуа Фийона[78]. За родинками я слежу, как за молоком на плите. Одеваюсь в костюмы «строго по фигуре» от Эди Слимана[79]: пусть смерть, встретив бородача в приталенном пиджаке, решит, что ошиблась клиентом. Суставы рук у меня немеют, спину начинает ломить после пятнадцатиминутной зарядки. В пятьдесят лет нет времени на бесцельное фланирование. Все рассчитано по минутам. Мои умные часы круглосуточно показывают сердечный ритм и число калорий, сжигаемых при ходьбе. Моя футболка Hexoskin по Bluetooth связана с моим iPhone 7 и докладывает ему все про мое потоотделение. Статистика бесполезная, но меня успокаивает. Я в любой момент могу сказать, сколько шагов сделал с утра. ВОЗ[80] рекомендует 10 000 в день, я пока на 6136-м и уже утомился.

Я кое-что потерял в дороге, и это «кое-что» — моя молодость. В наше плоское время голова кружится только от смерти. С начала этой главы в мире умерло 10 000 человек. О бойне к концу книги предпочитаю умолчать: уж слишком омерзительный выйдет оссуарий.

* * *

Кое-чего я не понимаю: чтобы водить машину, нужно получить права, а если собрался дать жизнь, никто ничего с тебя не спросит. Любой болван может стать отцом. Посадил семечко, и через девять месяцев на тебя падает гигантская, подавляющая все и вся ответственность. Какой мужчина готов к такому? Я ратую за введение «прав на отцовство». И чтобы выдавали их по результатам экзамена на великодушие, способность любить, моральную устойчивость, человеческую теплоту, мягкость, вежливость, культурный уровень, ну и, конечно, полное отсутствие склонности к педофилии или инцесту. Плодить потомство должны только совершенные люди. Есть проблемка: ни один мой знакомый подобного испытания не прошел бы, я в том числе. Поколение, которое введет «отцовские права», станет… последним. Потому что ни один мужик не сможет делать детей по закону. Человечество исчезнет — по причине отзыва «прав».

Отцовство — ремесло, требующие дара импровизации, даже если человек жаждал стать папой. Предусмотрительная мать-природа наделила его потоком сыновней нежности, радостью, которая заливает душу с самого рождения. Отец берет на руки вопящего младенца и влюбляется в синюшное скользкое создание, сучащее крошечными ручками и ножками. Природа очень рассчитывает на этот момент, когда молодой вертопрах превращается в старого маразматика. Происходит отцовский щелчок: мужчина внезапно перестает думать о своей машине, своей квартире, своей работе и даже о том, как половчее обмануть мать своего ребенка. Мужчина больше не мужчина, но отец семейства, «великий авантюрист нового времени», по определению Пеги[81], в действительности — счастливый дурак. Знает ли он, чтó его ждет? Нет, природа и тут отлично самоорганизовалась. Знай мужчины о последствиях, подумали бы, прежде чем затевать настолько безумный проект. Выбрали бы что полегче: например, пересечь вплавь Тихий океан или взобраться босиком на Гималаи. Оздоровительные прогулки. Отцовство обрушивается на голову некомпетентного индивида без предупреждения. Это катастрофа называется счастье.