Вечная ночь

— Тебе просто не нравится его характер. — В общем и целом я сказала правду, хотя мне были известны более основательные причины для того, чтобы не доверять Эрику.

Как мы ни старались отвлечь Ракель делом, она по-прежнему выглядела затравленной. Все ее прежние страхи усилились после нападения Эрика. Глядя на темные круги у нее под глазами, я понимала, что она не спит ночами, а однажды Ракель явилась в библиотеку с только что подстриженными волосами, причем было очевидно, что стриглась она сама, и весьма неаккуратно. Пытаясь вести себя тактично, я сдвинула учебники на край стола, чтобы дать ей место, и произнесла:

— Знаешь, в моем родном городе я часто стригла своих друзей...

— Я знаю, что эта стрижка выглядит отвратительно. — Не глядя на меня, Ракель бухнула свой рюкзак на пол. — И нет, я не хочу, чтобы ты или еще кто-то мне ее поправлял. Очень надеюсь, что она выглядит безобразно. Может, тогда он перестанет на меня пялиться.

— Кто? Эрик? — мгновенно напрягся Лукас.

Ракель плюхнулась на стул.

— А кто еще? Конечно Эрик.

До этой минуты я не догадывалась, что Эрик пялится не только на меня. Я помешала ему во время охоты; он твердо решил напиться крови Ракель, может быть... может быть, даже нанести ей серьезный ущерб.

Большинство вампиров никогда не убивают, говорили мама с папой. А вдруг Эрик — исключение из правила?

«Наверняка нет, — думала я. — Миссис Бетани не допустила бы такого в „Вечную ночь"».

Лукас быстро сменил тему, попросив у Ракель материалы по биологии, которую преподавал мой отец. Я взглянула на него и снова ощутила вожделение — или чувство собственности, всегда возникающее у меня в его присутствии. «Мой, — думала я. — Я всегда буду желать, чтобы ты оставался моим».

До сих пор мне казалось, что это эмоции, но, может быть, за ними кроется что-нибудь еще. Может, такая потребность объявить кого-то своей собственностью — это часть вампирской натуры, и поэтому она намного сильнее, чем человеческие желания?

Разумеется, Эрик не влюблен в Ракель, но если он испытывает по отношению к ней хотя бы десятую долю того же чувства собственности, что я к Лукасу, он ни за что на свете от нее не отстанет.

Тем же вечером в умывальной я снова наткнулась на Ракель. Она вытряхивала на ладонь то самое снотворное, что я ей когда-то советовала, — четыре или пять таблеток.

— Осторожней, — сказала я. — Не нужно так много.

Ракель придала лицу непроницаемое выражение.

— Или я никогда не проснусь? По мне, то не так уж страшно, между прочим. — Она вздохнула. — Поверь, Бьянка, этого недостаточно, чтобы кого-нибудь убить.

— Но больше, чем нужно, чтобы заснуть.

— Не с этим шумом на крыше. — Она бросила таблетки в рот, наклонилась, чтобы сделать несколько глотков воды прямо из-под крана, и вытерла рот тыльной стороной руки. — Они все еще там. И теперь гораздо громче. Все время. И я это не придумала.

Мне не понравилось, как это прозвучало.

— Я тебе верю.

Вообще-то, я сказала это только для того, чтобы не молчать, но Ракель широко распахнула глаза.

— Правда? Ты не просто так говоришь?

— Правда. Я тебе верю.

К моему потрясению, глаза Ракель наполнились слезами. Она их быстро сморгнула, но я-то знаю, что видела.

— До сих пор мне никто не верил.

Я подошла поближе.

— Не верил про что?

Она замотала головой, отказываясь отвечать, но, проходя мимо меня, легко прикоснулась к моей руке — всего на мгновение, но когда речь шла о Ракель, это можно было считать медвежьими объятиями. Понятия не имею, что у нее случилось в прошлом, но Эрик действительно страшно напугал Ракель. Может, он и не хотел заставлять ее страдать, но я подозревала, что Эрик принадлежит к тем, кому доставляет удовольствие видеть, как люди боятся.

К счастью, тут я могла кое-что сделать.

Ближе к ночи, много позже отбоя, я встала, надела джинсы, кроссовки и теплый черный свитер. Черная вязаная шапочка надежно скрывала мои рыжие волосы. Я подумала, не нанести ли черные полосы на щеки и нос, как делают грабители в кино, но решила, что это уже перебор.

— Идешь перекусить? — пробормотала в подушку Патрис. — Белки уже в зимней спячке. Легкая добыча.

— Я просто прогуляться, — возразила я, но она уже снова заснула.

Я влезла на подоконник. Ночь была холодной, но перчатки и свитер сохраняли тепло, так что я не дрожала. Встав на сук дерева, я вытянула руки, чтобы ухватиться за верхние ветки, и уперлась ногами в шершавый ствол. Сучья под моим весом затрещали, но не сломались. Через несколько минут я уже была на крыше.

В смысле — на крыше нижней части здания. В нескольких футах от меня в ночное небо устремлялась южная башня. Если задрать голову, можно было даже увидеть темные окна родительской квартиры. Напротив нее находилась громадная северная башня, а между ними — крытая дранкой и черепицей крыша главного здания, но не ровная плоская поверхность, а изогнутая под различными углами. Школа строилась медленно, веками, и не каждая новая пристройка совпадала с предыдущими. Крыша, блестевшая в лунном свете темно-синим, немного походила на бурное море с волнами, вздымающимися вверх и падающими вниз.