Вечная ночь

– Ика? Да, в общем, ничем. Тусуется, живет там с одним как бы писателем. Она, знаете, дико несчастный человек. Родителей убили прямо у нее на глазах. Ей было десять лет. Она до сих пор заикается сильно, когда волнуется.

– Как бы писатель – это брат? – спросил Соловьев.

– Брат? – Марина засмеялась. – С чего вы взяли? Когда-то он собирался на ней жениться. Не знаю, может, правда расписались, но вряд ли. Она бы сказала мне. Они просто живут вместе. Его зовут Марк, ему около сорока. Фамилию не помню. Живут они с Икой сейчас где-то у Полежаевской. Как раз недавно сняли квартиру. Адрес могу поискать, но не обещаю. Если найду, перезвоню.

– Женя была знакома с Икой и с этим Марком?

– С Икой да, они дружили. Насчет Марка не знаю. Знакома наверняка была, но дружила вряд ли.

– А что значит – как бы писатель?

– Ну, пописывает там всякую фигню. Я, честно говоря, ничего не читала. Вроде бы когда-то он написал роман про клонов, книжка вышла, но ее не покупали. Мы с ним давно не общаемся. Мне, кстати, даже интересно, на что они с Икой вообще живут.

– Как-то вы очень уж вежливо с ней, – заметила Майя, когда Соловьев отложил телефон, – ну что она сказала?

– Ничего особенного. Назвала фамилию Ики. Человек, с которым она живет, никакой не брат. Его зовут Марк.

– Вот, я так и думала! Они – существа из Жениной тайной жизни.

– Вы уверены, что была эта тайная жизнь?

– А вы – нет? – Майя грустно усмехнулась. – Сначала мы с Нинулькой думали – наркотики. Потащили ребенка в диспансер, оказалось – все чисто. Она, кстати, этим воспользовалась, обиделась на мать, заявила, что ее страшно унизили, и дней десять не появлялась дома.

– Майя, но почему все-таки взрослые мужчины? Может, это были мальчики, ее сверстники? – спросил Соловьев.

– Ага, конечно. Сверстники. Когда вы при обыске нашли деньги, у меня все окончательно сложилось в голове. И у Нинульки, кстати, тоже. Она потому и стала говорить, что это ее деньги. С ума сойти, двадцать тысяч евро. Я ведь давно замечала у Жени шмотки баснословно дорогие, косметику. Ответ один: папочка, Мариша. Знала, маленькая врушка, что мать у них никогда спросить не решится.

– Но все-таки очевидных доказательств того, что Женя встречалась со взрослыми мужчинами и они ей за это платили, у вас нет? – уточнил Соловьев.

– Нет. – Майя тяжело вздохнула и закурила. – Женя была слишком умной и осторожной, чтобы у меня или у матери появились эти очевидные доказательства. Но про одного я знаю точно. Вазелин. Певец. Правда, он вряд ли давал ей деньги. О нем говорят, что он жмот страшный, пижон и циник. В общем, тоже очень модный человек. Тусовщик. У них с Женей совсем недавно начался роман. Их Маринка познакомила. Вот и понеслось.

– То есть Женя была в него влюблена?

– Не то слово! Она на нем помешалась. Все его песенки знала наизусть.

– А он? Как он к ней относился?

Майя высморкалась в салфетку, закурила и произнесла трубным басом:

– Вазелин – тупая самовлюбленная скотина. Я думаю, все дело в пиаре. Ему постоянно нужны публичные скандалы, чтобы не слезать со страниц желтой прессы. А наша дурочка влюбилась. Вполне возможно, что забеременела именно от него.

– Вы знали? – удивился Соловьев.

– Ну а как же? Я обратила внимание, что у нее давно нет месячных, и тошнило ее по утрам. Как-то зашла к ней в комнату, когда она одевалась, и заметила маленький животик. Она же худющая, а там, наверное, уже недель двадцать.

– Семнадцать, – сказал Соловьев.

– Что, уже было вскрытие? – Майя всхлипнула и покачала головой. – Господи, она, дурочка маленькая, хотела этого ребенка. Ждала его. Она хотела замуж за Вазелина. Нашла принца! Спасибо, что вы не сказали Нине.

– Майя, а вы пытались поговорить с Женей, когда заметили, что она беременна?

– Конечно, пыталась. Она стала хохотать, кстати, довольно фальшиво, обозвала меня старой перечницей, сказала, что это полный бред, и еще напомнила ту историю, когда мы с Ниной потащили ее в диспансер проверяться на наркотики. Да, я думаю, отец ребенка – Вазелин. Вы, кстати, допросите эту сволочь хорошенько. Проверьте алиби. По-моему, у него с башкой не все в порядке, и я не удивлюсь, если окажется, что он шизофреник и маньяк.

Соловьев глотнул кофе, обжегся, запил холодной водой. Вспомнил, как тяжело пульсировала музыка в квартире Качалова, как хриплый голос повторял: «Твое нежное сердце, твоя гладкая печень, виноград твоих легких и сладкая кровь».

Глава шестнадцатая

На самом деле его звали Валентин Федорович Куваев. Вазелином его дразнили в детстве. У него вообще было много разных кличек. Для названия музыкальной группы и для псевдонима солиста эта вполне подходила. Ему исполнилось сорок два года, но издали, особенно со сцены, он выглядел значительно моложе. Лицо его оставалось таким же гладким и розовым, как двенадцать лет назад, в самом начале его фантастической эстрадной карьеры.