Невозможно! Но меж тем по лицу Дорты видно: правда. И слабость собственная, непривычная, подтверждает. Лето на излете означает, что не один месяц Эржбета в постели провела.
У Дорты ледяные руки.
– Вы вся горите, госпожа. У вас лихорадка.
Как у Ноама. Это запоздавшая месть его?
– Господин Ференц велел священника звать… последнее причастие, – шепот Дорты становится злым. – Он думает, что вы скоро отойдете.
– Нет.
– Конечно, вы не умрете так. Не так.
Иначе. У Эржбеты иная судьба и иная смерть. Если она смирится.
– Моя книга…
Дорта понимает с полуслова и прижимает палец к губам:
– Тише, госпожа. Ваши вещи в сохранности. Но… но лучше пока забыть о них.
– Зеркало принеси.
Внутри пустота и холод, что значит – иссякли Эржбетины силы, вытекли, как кровь из зубриной шеи. А с ними ушла и красота.
Зеркало темно. Гладкая поверхность его отторгает отражение, как желудок Эржбеты отторгает сдобренное травами вино. Другой напиток ей нужен.
И Дорта, не дожидаясь приказа, приносит гребень. Она наклоняется над кроватью, шепчет:
– Я новенькую нашла. Я сама расчесала ей волосы…
Гребень едва-едва теплый. Но чтобы подняться с постели – хватит. А дальше Эржбета сама справится. Попросив поднести ее поближе к окну, графиня Надашди дожидалась рассвета. И с первым лучом солнца коснулась волос. Скользил гребень по ним, вплетая не ленты – чужую жизнь. Поил тело молодым теплом, волшебным духом. Мало.
Хватит.
Ференц явился на следующий день. Почему-то остановился в трех шагах от кровати, замер, избегая взглядом Эржбету. Что за странное выражение на лице его?
– Ты очень бледна, – сказал он медленно. – И очень слаба.
Он силен. От тела исходит жар, свойственный людям горячим и безудержным.
– Я рада видеть, что ты здоров. Я испугалась, что это животное убьет тебя.
По лицу Ференца бегут тени.
– Ты очень смелая для женщины.
– Я – Батори. А Батори означает «храбрый», – Эржбета вымучивает улыбку. Этот разговор рождает беспокойство. Неправильный он.
Не те слова должен говорить Ференц. И смотреть ему следует иначе. И обнять бы жену, поцеловать, лаской вознаградить за жизнь спасенную. Не будь ее – умер бы. Он же стоит, молчит, а затем тихо выходит, оставляя Эржбету в раздумьях и подозрениях. Верная Дорта, чуя страх госпожи, уходит, чтобы вернуться со страшной новостью: о новой жене задумался Ференц.