Вечная молодость графини

Матушка отпустила. Серега слышал, как тяжело она дышит, и боялся, что снова кашлять начнет, а то и вовсе сляжет, как в прошлую зиму.

– Тебе нужны мои дети?

– Своих у меня не будет, – спокойно ответила тетка и постучала в перегородку. Машина остановилась. – И я хочу дать шанс твоим. Нашим, если точнее. Неужели твои ревность и самолюбие этот шанс отнимут?

Матушка молчала.

– Подумай, Галина. Погости у меня. Я постараюсь, чтобы тебе понравилось. Но если захочешь вернуться, удерживать не стану. Помогать – тоже.

– Диктуешь условия?

– Имею право, – тетка выскользнула из машины ловко, а матушка выбиралась долго, сумкой отмахнувшись от протянутой водителем руки.

А вечером матушка и отец ссорились. Серега лежал в кровати, натянув одеяло на голову, и вслушивался в шипящие голоса за тонкой стеной. Слов было не различить, пока отец, устав возражать, не крикнул:

– Ты только о себе думаешь!

– А ты… ты о ней! Всегда о ней! И теперь тоже! Да она тебя купила! Только-только приехали, и уже…

– Замолчи.

И замолчали. А Серега вдруг понял, что они здесь надолго.

– Не думайте, что мне не нравилось, – он уже успокоился и даже руки дрожать перестали. Сидел. Курил. Глядел на небо и еще на клен, на вершине которого желтым флагом трепетал последний лист. – На самом деле все было классно. Игрушки, какие хочешь. Жрачки полно. Все вокруг на цырлах бегают и разве что в рот не заглядывают. А летом Танька с Олькой прикатили. Я с ними быстро скорешился… знаете, я вот только сейчас вспомнил одну историю. Она давняя и, наверное, ничего-то не значит, но если вспомнилась… вы же не против?

– Нет.

– Пойдем! – Танька ждала в комнате. Как она попадала сюда, умудряясь сбежать и от подслеповатой няньки, и от гувернантки, Серега понятия не имел. Но на всякий случай он выглянул в коридор и, убедившись, что там тихо, сказал:

– Чего тебе?

– Ну мы ж договаривались, что на чердак пойдем. Или сцыкотно?

Фигу! Нет, конечно, Сереге слегка не по себе: ночью и на чердак переться. Но у него фонарик есть, а Танька говорит, что на чердаке полным-полно всякого-интересного, чего точно брать нельзя, но если взять незаметно, то не хватятся.

Да и трусом себя показывать западло.

Танька вела. Ступала она на цыпочках, и атласные балетки беззвучно скользили по мрамору. Дружелюбно ухмыльнулись белые львы, а сонная горгулья набросила на лестницу покрывало тени. В нем Танька почти растворилась.

Второй этаж – узкий коридор, как жерло чудовищной пушки. Светлые прямоугольники дверей. Редкие окна, сито для лунного света. Но выше… выше темнее, и Серега с Танькиного молчаливого согласия зажигает фонарик.

А вот и дверь с массивным замком, и ключ в Танькиной руке. Откуда взяла, спрашивать бессмысленно. Ключ поворачивается со скрипом, замок щелкает, и дверь отворяется.

Запах пыли. Шорох, который заставляет Серегу пятиться. Танькины горячие пальцы на его руке. Она смело шагает в темноту и дверь тянет, прикрывая.

– Тихо, – шепчет Танька, хотя Сергей и сам почти не дышит, опасаясь разбудить то, неведомое, спрятавшееся на чердаке.

Они стоят. Смотрят, как воздух светлеет, но не равномерно, а полосами, словно они попали внутрь огромного сине-лилового тигра. Бешено колотится сердце, но Танька медлит, и тогда Серега сам делает первый шаг. Скрипит доска, вспугивая облако пыли. Чихать нельзя – а вдруг услышат? Желтое пятно света скачет с пола на стены, со стен на ящики, с ящиков – на мебель, затянутую белыми полотнищами. Они шевелятся, пугают тени и Серегу…

– Смотри! – Танька тянет его куда-то вбок, к низкому и длинному сундуку, перетянутому железными полосами. – Там клад. Спорим?

Внутри одежда, нарядная, упакованная в полиэтиленовые мешки и сдобренная пакетиками от моли. В другом сундуке, обнаружившемся неподалеку, туфли. И Танька, нацепив одни, расшитые бисером, пытается танцевать, но падает и задевает что-то узкое и длинное. Оно качается и, несмотря на усилия Сереги, летит, с хрустом проламывая столешницу.

– Капец, – говорит Танька, выбираясь из туфлей. – Бежим!

Не успевают. Дверь открывается перед самым носом, и сухой голос тетушкиного дворецкого вопрошает:

– Как вы сюда попали?

– Теперь точно капец, – шепчет Танька, прижимаясь к Сереге, и он снова выступает в безнадежной попытке ее защитить:

– Это я придумал!

Дворецкий разворачивается и спускается по лестнице. Приходится идти следом. В комнате, куда он их проводил – а в этом доме тысяча и одна комната – пусто и скучно. Тетушка появляется не сразу, а появившись, первым делом спрашивает:

– Вы не поранились?

– Нет, – отвечает Танька за обоих и, облизав губы, просит: – Простите.

– Мы просто хотели посмотреть! Там же… там…

– Там нет ничего интересного, – в теткиных глазах пустота, бледные губы ее лоснятся кремом, да и лицо тоже, а тонкие руки в специальных перчатках походят на ласты. – Завтра вы убедитесь сами. Федор!

Дворецкий возникает как из-под земли.

– Федор, проследи, чтобы Татьяна и Сергей помогли завтра убраться. И во избежание инцидентов, устрой им экскурсию.