Вечная молодость графини

То тут, то там вспыхивают огни. Льется кровь. Прорезает общий гомон боя протяжный женский крик. Копыта мнут людей, секиры рубят, мечи колют. Татарин на скаку вспарывает кончиком копья глотку и смеется, радуясь умению. И падает, сраженный последней стрелой.

Сдался замок.

Затихла битва.

– Что ты видишь? – жесткие пальцы вцепились в подбородок, задирая голову, нос прижался к носу, а мертвые глаза оказались очень близко. – Что ты видишь?

Синее-синее небо и синие же вершины, словно вылепленные из вышины. Белые гроздья облаков. Белая лента на шее. Серое лицо, искаженное мукой.

Раскрывается рот в немом крике, дергаются обрубки рук, мажут красным по камню. И под гогот толпы изуродованное тело насаживают на вертел, поднимая над костром.

Эржбета хочет отвернуться, но пальцы не позволяют.

– Что ты видишь?!

Все. Она видит рождение и младенца в белых пеленках. И повитуху, получающую награду из рук короля[2].

Видит дитя в тяжелом наряде.

Видит девушку у алтаря, над которым, заслоняя крест, расправил крылья дракон Батори.

Видит старика, чье лицо скрывается под подушкой, и молодая, свирепо рыча, давит на его грудь коленом. Пальцы ее побелели от гнева, искаженное злобой лицо страшно.

И прекрасно.

И снова свадьба да алтарь, марево над многими свечами. Золото и багрянец. Кровать с резными столбиками и тяжелый балдахин с желтыми кистями. Тронь – и распрямятся бархатные складки, закрывая молодоженов от жадных глаз прислуги.

– Вы их убили, – шепчет Эржбета, и незабудковые глаза вспыхивают жизнью.

– Да, – звучит несказанное. – И других тоже.

Йохан Бетко умер от яда. А Валентин Бенко в пропасть упал… он был неуклюж, а Клара – осторожна.

– Ты… тебя изгонят, – слова выходили из Эржбеты, хотя ей совсем не хотелось говорить. – Признают недостойной называться Батори. Твой отец…

…сам убивал многих, пусть и чужими руками.

– …а потом ты умрешь…

…глядя на то, как корчится на вертеле молодой любовник, а после – в лицо турецкого паши. Он будет щедр к своим солдатам, он всем желающим даст попробовать этого поразительно белого тела. А после, когда желающих не станет, самолично перережет горло.

И снова все будет красно.

Внизу.

Вверху останется только синее.

– У тебя удивительная дочь, – говорит Клара, отпуская девочку. – Береги ее. И берегись ее.

Этот тихий, словно шелест осенних листьев, голос летит по залу. А Клара вынимает из волос высокий гребень, украшенный накладками слоновой кости, и протягивает Эржбете.

– Возьми, милая. Спасибо за предсказание.

– Оно было недобрым, – хмурится за спиной отец.