– Прости меня, – сказал он. – Я не знал.
Они смотрели друг на друга, пока Алексеев не понял, что от него чего-то ждут.
– Я тебя поздравляю, – тихо сказал он.
– Спасибо, – так же тихо ответила Элеонора.
– Я тебе желаю, – медленно выговаривал Алексеев, – счастья, здоровья и успехов в личной жизни…
Здесь он замолчал, понимая, что говорит глупости.
– Спасибо, – с жалостью сказала Элеонора.
Алексеев смотрел на нее, пытаясь каким-то неведомым для него способом выразить свои чувства, но не мог или этого способа не существовало.
Тогда он осторожно взял ее лицо руками и притянул к себе. Близко, ближе, совсем рядом. Но Элеонора вскрикнула и вырвалась у него из рук.
– Ты меня поцарапал!
Несколько мгновений Алексеев недоуменно смотрел на нее, потом увидел у себя на пальце жестяной номерок и обезумел.
Шепча ругательства и проклятия, он пытался сорвать его с пальца, топал ногами, стонал от боли, пока не обессилел и в немой покорности не опустился на кровать.
Элеонора заливисто смеялась.
Алексеев угрюмо посмотрел на нее и снова уставился на пол.
Элеонора еще смеялась, но на лице у нее была жалость.
– Я тебя обидела?
Алексеев качнул головой.
– Нет.
– Но ты меня правда поцарапал, – сказала Элеонора.
Алексеев поднял голову и улыбнулся. Элеонора рассмеялась.
Потом подошла к нему и взяла его за руку.
– Надо мылом намылить, – сказала она. – Тогда, может, снимется.
Алексеев кивнул. Сидя на кровати, он благодарно смотрел на нее снизу вверх, и снова молчание затягивалось и становилось обоюдным согласием, но никто не решался нарушить его.
И тогда в эту требовательную тишину ворвался из коридора близкий голос шефа.
– …Так нельзя! Недопустимо! Я порядочный человек! Меня ценят! Уважают! Вы понимаете?!.
Алексеев в панике вскочил с кровати, схватил свои вещи и заметался по номеру. Элеонора растерянно смотрела то на него, то на дверь.
– …Это просто недоразумение! И совершенно бестактно в вашем случае подозревать, невзирая на лица!
– Прячься! – зло прошипел Алексеев, кинулся к окну и встал за тяжелую занавеску.
Элеонора механически бросилась за ним, но Алексеев вытолкнул ее, продолжая шипеть: – Да не сюда, за другую!..
Элеонора рассердилась, пожала плечами, но подчинилась.
– Конечно, я мог бы пожаловаться на вас, но я не стану этого делать. Это не в моих привычках. Хотя, если бы я обратился, куда следует, вам бы пришлось несладко, могу вас заверить, вы бы сполна ответили за свое самоуправство и беззаконие, но я, обратите внимание, но я вас прощаю, так и быть. Вы меня понимаете?..
– Вино!.. – прошипел Алексеев из-за колышущейся занавески.
Элеонора взяла со стола один стакан и передала его Алексееву, другой взяла сама и, чокнувшись с ним через занавеску, отпила глоток. Невидимый Алексеев невнятно выругался.
– …Надеюсь, что это не повторится. Вы понимаете? Это не должно повториться! Ключ. Где же ключ?..
Элеонора забрала со стола бутылку с вином и спокойно зашла за занавеску.
– Ах да, я же его отдал! Вот черт!
Дверь в номер открылась.
– Ха! – сказал шеф. – Открыто! Дежурной нет, ключа нет, а дверь открыта!
Он вошел в номер.
– Алексеева нет! Ну, знаете ли!.. За это шкуру спускать надо.
Вслед за ним вошел официант.
– Вы подождите, – сказал ему шеф, – я сейчас. – И скрылся в туалете. Там он запел: «Без женщин жить нельзя на свете, нет!..»
Официант взял со стола ключ от номера, повертел в руках, положил обратно и уселся на стул, устало вытянув ноги.
Шеф вышел из санузла и огляделся в поисках официанта. Увидев его сидящим на стуле, он недоуменно вскинул брови.
Официант смутился, замешкался, но со стула встал.
Шеф недовольно хмыкнул и стал ковыряться в карманах пальто.
– Вот она! – радостно воскликнул он и вытащил двадцать пять рублей. – А я думал, сперли! Пожалуйста!
Официант кивнул, сунул деньги в карман и собрался уходить.
– А счет?! – сказал шеф. – А сдачу?!
Официант позеленел, достал блокнот и стал его нервно листать.
– Вот, вот… – говорил шеф, довольно улыбаясь. – Так бы сразу.
Официант вырвал из блокнота счет и передал шефу: – Девятнадцать восемьдесят три!
Шеф поудобнее уселся на стуле, вытянул ноги и стал изучать счет. Официант звенел мелочью, набирая сдачу.
– Постойте, постойте, – сказал шеф. – А что это за «мор»?
– Мороженое, – буркнул официант.
– Что-то я не помню такого, – подозрительно сказал шеф, глядя на него снизу вверх, как сверху вниз.
– Его ваша дама съела, – сказал официант, – потому и не помните.
– Ах эта… – сказал шеф, снова заглянул в счет и возмутился. – Что же она, четыре порции съела?!
Официант кивнул.
– Точно.
– Вот это да… – сказал шеф. – Ну и ну. Когда это она успела.
Официант высыпал на стол мелочь.
– Здесь всё точно.
Шеф мельком посмотрел на сдачу, потом на официанта и махнул рукой.
Официант, уходя, громыхнул дверью.
Шеф выругался, потом звучно зевнул и с мучительной судорогой потянулся.
Алексеев, стоя за занавеской, посмотрел на Элеонору. Она стояла, поджав губы, и смотрела прямо перед собой.
Шеф, все так же сидя на стуле, зацепил один ботинок за другой и скинул их – один в одну сторону, другой в другую. Потом протянул руку, распахнул дверцу холодильника и положил в него ноги.