Вечера с историком

Но это еще не конец истории. На подступах к Кале Бэкингема встретил гонец из Уайтхолла, привезший ему распоряжения касательно переговоров, которые герцог был уполномочен провести во Франции. Ему надлежало условиться о союзе против Испании, но переговоры с Людовиком и Ришелье уже зашли в тупик, вероятно из-за неудачно выбранного посланника. Распоряжения запоздали и были уже бесполезны, но очень пригодились Бэкингему в качестве предлога для возвращения в Амьен. Тут он добился аудиенции у королевы-матери и лично вручил ей совершенно ненужное послание к королю. Выполнив это «химерическое поручение», как назвала его госпожа де Моттевиль, герцог приступил к главному делу, ради которого и воспользовался предлогом для возвращения в Амьен. Он принялся добиваться приема у Анны Австрийской.

Было раннее утро, и королева еще не поднималась. Но утренние приемы при французском дворе были настоящими утренними приемами, и члены королевской фамилии устраивали их, оставаясь в постели. Поэтому вряд ли стоит удивляться тому, что герцога допустили пред очи королевы. Та была одна, если не считать фрейлины, госпожи де Ланнуа, которая, как говорят, была стара, благоразумна и добродетельна. Поэтому нетрудно представить себе возмущение этой дамы, когда она увидела герцога, сломя голову влетевшего в комнату и рухнувшего на колени у царственного ложа. Схватив одеяло, Бэкингем припал к нему губами.

Если молодая королева выглядела смущенной и взволнованной, то госпожа де Ланнуа являла собой образчик ледяного достоинства.

— Господин герцог, — проговорила она, — во Франции не принято преклонять колена, обращаясь к королеве.

— Мне нет дела до французских обычаев, мадам, — резковато отвечал Бэкингем. — Я — не француз.

— Это очень заметно, мсье, — прошипела старая, благоразумная и добродетельная графиня. — И тем не менее я надеюсь, что, находясь во Франции, мсье окажет нам любезность и, возможно, ради нашего удобства будет следовать обычаям этой страны. Позвольте мне распорядиться, чтобы господину герцогу принесли кресло.

— Мне не нужно кресло, мадам.

Графиня возвела очи горе, словно говоря: «Ну чего еще ждать от иностранца?», и отступилась, позволив ему и дальше стоять на коленях. Правда, на всякий случай она стала в изголовье постели королевы.

Герцог совершенно не смутился и обратил на госпожу де Ланнуа не больше внимания, чем на предмет меблировки. Он всецело сосредоточился на достижении своей цели. Государственные дела вынудили его вернуться в Амьен. Немыслимо, чтобы он, будучи совсем рядом с Ее Величеством, не зашел к ней преклонить колена у царственных ног и усладить свой взгляд созерцанием ее несравненного совершенства, милым образом, неотступно стоявшим перед его мысленным взором. Единственная отрада его жизни — быть преданным рабом Ее Величества.

Все это, и не только это, герцог выпалил единым духом. А королева, утратившая от растерянности и раздражения дар речи, лишь молча смотрела на него.

Это была не только невиданная дерзость, это было еще и непростительное безрассудство. Не будь госпожа Ланнуа благоразумнейшей женщиной, двор наверняка в самом скором времени бурлил бы от сплетен, и ушей короля, несомненно, достигла бы очень интересная история, которая, безусловно, очернила бы королеву без всякой надежды на обеление. Но самонадеянный и тщеславный Бэкингем, похоже, нимало не заботился об этом. Можно подумать, что он хотел потешить самолюбие, связав свое имя с именем королевы узами скандала.

Наконец Анна обрела голос.

— Господин герцог, — смущенно пробормотала она, — не следовало, просто не стоило просить меня об аудиенции ради того только, чтобы сказать все, что вы сказали. Я разрешаю вам удалиться.

Бэкингем в сомнении поднял взгляд и увидел в глазах королевы растерянность. Вероятно, он объяснил эту растерянность присутствием в комнате третьего лица, женщины, на которую сам он не обращал никакого внимания. Он снова поцеловал покрывало, тяжело поднялся на ноги и побрел к двери. С порога Бэкингем метнул на королеву дерзкий пламенный взгляд и, прижав руку к сердцу, воскликнул исполненным трагизма голосом:

— Прощайте же, мадам!

Госпожа де Ланнуа проявила сдержанность и не рассказывала о том, что произошло во время встречи королевы с герцогом. Но самого факта утреннего приема в опочивальне оказалось достаточно, чтобы у сплетников развязались языки. Отголоски сплетен долетели до короля, которому не преминули сообщить и о происшествии в саду, поэтому весть о возвращении Бэкингема в Лондон обрадовала Людовика. Но Ришелье, злобно ненавидевший Анну, всячески подогревал подозрительность короля.

— Почему она вскрикнула, сир? — вопрошал он. — Что такого сделал мсье де Бэкингем, если она вскрикнула?

— Сие мне неведомо, — отвечал король, — но коль скоро Анна закричала, она ни в чем не виновата.