Вдовы

Телефон издал три звонка и умолк, через две секунды опять зазвенел, и только после этого, как и в прошлый раз, Долли сняла трубку. Два гудка – для Линды, три гудка – для Беллы, такой код они установили. Белла сообщала, что тоже уже садится в самолет, и хотела узнать, как дела у Долли.

– Все хорошо. Ширли пропустила свой рейс из-за лодыжки. Она сейчас со мной и вылетит к вам дня через два. Отдыхайте! – Долли положила трубку прежде, чем Белла успела задать какие-нибудь вопросы, и налила себе еще бренди.

Ширли повернулась к Долли:

– Клянусь, я никогда не встречала этого человека раньше! Он просто вошел в кухню и пнул… – И все равно ей было не выговорить ужасную новость. Девушка закрыла лицо руками.

Долли опять села рядом и погладила Ширли по колену:

– Так, милая, попробуй успокоиться и рассказать все по порядку. На-ка, глотни бренди. – Долли вложила бокал в ладони Ширли и сама сжала их вокруг округлого хрусталя. – Вот молодец. Ты пока справляйся с нервами, а я выбегу на минутку с Вулфом, пока он не начал поливать комнатные цветы.

Нужно было сказать хоть что-то, прежде чем Долли зайдет в кухню.

– Мне очень жаль, Долли, мне так жаль! – выдавила из себя Ширли, и Долли остановилась. – Он защищал меня от того человека. Укусил его и… Я не видела всего, но Вулф был прямо под ногами, кусался и лаял, а потом… – Ширли залилась слезами.

Она никогда не видела в глазах Долли такого сильного ужаса.

– Пожалуйста, скажи, что с ним все хорошо. – Пальцы Долли нервно теребили край блузки. – Где он?

– Я положила его в корзинку, – всхлипнула Ширли.

Следом за Долли девушка прошла на кухню и смотрела, как сраженная горем хозяйка склонилась над неподвижным пуделем. Долли взяла обмякшее тельце, прижала к себе и стала тихонько качать. Он был еще теплый. Голос Долли переполняла боль.

– Мой малыш, о мой бедный малыш!

Минуты две или три она прощалась с Вулфом, а Ширли молча стояла в дверях, боясь пошевелиться. Потом Долли как будто окаменела, тело ее напряглось, рот превратился в жесткую складку. Женщина осторожно опустила Вулфа обратно в корзинку и погладила по шерстке. Потом встала, достала из комода кружевную скатерть и расстелила ее на полу. С бесконечной нежностью, словно младенца, Долли завернула в скатерть тело Вулфа и взяла на руки.

– Похорони его в саду, прямо в корзинке, – попросила она Ширли, – со всеми его мисками и поводками. Все, что увидишь из его вещей, закопай там же. – Долли поцеловала Вулфа в мордочку, отдала Ширли и взяла ключи от машины.

– Куда вы, Долли? Пожалуйста, не оставляйте меня тут одну, – взмолилась Ширли.

– У меня дела, но я ненадолго. Через день-другой мы вместе уедем из страны. Моего малыша не стало, и у меня больше нет причин здесь оставаться. Закрой за мной гаражные ворота.

Долли вышла из кухни в гараж так быстро, что Ширли не успела ничего сказать. Хромая, она доковыляла до корзинки Вулфа, положила туда песика, его миску и поводок, а потом понесла все в сад.

В гараже Долли открыла ворота, подошла к машине и отдалась наконец своему горю. Разрывающая сердце боль была такой же, как в тот день, когда она родила мертвого младенца. Гарри не было с ней в те дни – он уехал куда-то «по делам», а Долли на «скорой» увезли в больницу с преждевременными схватками на восьмом месяце беременности. Долли помнила, как над ней склонилась акушерка с ласковым лицом и подала еще теплое тельце мертворожденного сына. Он был прекрасен, со светлой мягкой кожей, и Долли безутешно плакала, вложив свой палец в его крохотную ладошку. Она безмерно гордилась своим мальчиком за то, что он так сильно и долго боролся за жизнь, и благодарила его за то время, что они были вместе. Долли сказала ему, что он похож на отца и что ей очень грустно расставаться с ним так скоро. Лежать в палате, где другие женщины нежно баюкали своих новорожденных, было пыткой.

Долли не знала, как рассказать о случившемся Гарри. Ведь он так радовался, узнав о ее беременности! Их любовь стала еще сильнее, муж был нежен и страстен, обещал окружить заботой и любовью их сына. Его переполняло счастье при мысли о том, что он скоро станет отцом – отцом мальчика, что было для него предметом особой гордости. Его горе Долли переживала даже сильнее, чем собственное. Она мечтала дать Гарри все, что он ни пожелает, настолько сильна была ее любовь.

О приходе мужа Долли догадалась прежде, чем он вошел в родильное отделение, – почувствовала его присутствие. Она ждала и страшилась этой встречи, не знала, как рассказать об их утрате, но по его печальным глазам поняла, что доктора ее опередили. Гарри не относился к числу тех людей, которые открыто выражают эмоции, однако в тот день было иначе. Они вместе плакали и обнимали друг друга так крепко, что Долли до сих пор помнила, как сильные руки Гарри сжимали ее плечи. И еще она помнила, как он прошептал ей в ухо: «На этом все, Долли. Больше я не вынесу». В тот момент ее надеждам на полноценную семью пришел конец.