«Вдоль обрыва, по-над пропастью...»

Москва, 2 апреля 1969 года.

Дорогой Гарик!

Сегодня день твоего рождения, я это помню и сердечно поздравляю тебя. Желаю тебе крепкого здоровья, много радостей и успеха во всех твоих делах и затеях.

Пишу тебе под впечатлением телевизионной передачи о тебе. Она состоялась вчера, 1 апреля, в эфире был журнал «Молодость».

Я не могу тебе назвать фамилию ведущего, но он назвался твоим другом (передачу вел Эдик Филатьев. — И.К.). Передача была построена очень красиво, рассказывали о твоем творческом пути.

— И вот Игорь объявляет готовность лететь в Магадан, — говорит ведущий.

На экране показывается аэропорт, люди спешат на самолет, звучат слова из твоей «Колымы».

Мелькают улицы Москвы, автобусы, стоишь и улыбаешься ты, что-то говоришь… Читают строки из «Садового кольца», звучат слова из «Бабьего лета», голос К. Шульженко задушевно поет:

Только вот тревожно маме,
Что меня ночами нету,
Что опять меня обманет
Бабье лето,
Бабье лето.

Все это сливается с общим фоном улиц, парков, домов… Рассказывается о твоей работе в Магадане, о твоем приезде в Москву летом минувшего года.

Показывалась несколько раз твоя книжка «Звуковой барьер», крупным планом показывали твою фотографию на книжке, и все время слышались прекрасные слова о тебе: «Сейчас Игорь снова в Магадане, Игорь поэт, журналист. И кто знает, может быть, через год, на шестом Всесоюзном совещании молодых писателей, советскую поэзию будет представлять молодой поэт Игорь Кохановский».

Как это приятно звучало, я тут же позвонила твоей маме, ее не было, и позвонила она мне в 12 часов ночи, я ей все рассказала, только, к сожалению, я уловила не все, так как два раза скакала к телефону, но общее впечатление прекрасное. Волнующие слова ведущего, строки из многих твоих стихов, голос К.Шульженко, трогательный и мягкий, а на экране ты.

Очень радуюсь за тебя и поздравляю с успехом. И за маму твою я рада, ваш успех — наше счастье.

А вот я глубоко несчастна сейчас. Очень плохи дела с твоим другом Васёчком. За время твоего отсутствия и после того раза он уже дважды побывал в больнице, но ни один раз не довел дело до конца и, конечно, быстро срывался.

Теперь он уже не бродит, а обессиленный лежит дома, бывает, что теряет речь, молчит по целым суткам… Это страшно. Мучается. Порой задыхается, кричит от боли, но остановиться не может…

Здесь долго была Марина, он был с ней в порядке, но заводится после каждого ее отъезда. В пятницу 28 марта после пятидневного мучения мы его водворили в больницу, а вчера 1 апреля он уже оттуда вышел с большим скандалом. Врачи отказываются его понимать и говорят, что из него ничего не получится.

Да, милый Гарик, он, по-видимому, погибнет окончательно. Лечиться не хочет. Кругом скандалы и катастрофа, в театре полный крах, с концертами тоже. Фильм, снимающийся в Одессе, из-за него горит, здесь сейчас режиссер из Одессы, все переживают, мечутся, а с него как с гуся вода. Он вчера после больницы зашел домой и помчался на встречу к Марине. Обещал лечь в нервную (простую) больницу, но это все бред, он ничего не хочет, никак и ни за что не несет ответственности, ничего его не пугает, совесть потеряна, ни перед кем нет долга, даже передо мной. Друзей около него не осталось. Только держится Боря (художник) и Тамара, Нелли Евдокимова и Татьяна. Больше никого, да, правда, еще Павел, который пытается его спасти, жалеет меня и помогает. Я уже измоталась до предела, много плачу, не сплю, чувствую свою беспомощность и вижу неминуемую гибель сына, страдаю оттого, что не могу ему помочь и спасти.

Ему теперь бывает так плохо, что вызываем даже «скорую» спасательную группу. У него отказывает сердце, давление было 60/0. Я думаю, что будет еще хуже. Иногда он срывается на крик, мечется, иногда мы, обнявшись, рыдаем, но меня надолго не хватает… Дом наш превратился в проходной двор. Однажды его привезли бесчувственного посторонние неизвестные мужики ночью и остались здесь ночевать. Я ухожу в 6.30 утра, закрываю дверь, он один…

Потом кто-то заходит, помогает, но все уже устали и осталась я одна, а я уже не владею собой. Я бы могла много тебе написать, но ты так далеко и не сможешь помочь нам…

Я очень боюсь, что вдруг Володя куда-нибудь сорвется, там будет с ним плохо, люди не будут знать, что делать, и он умрет. Дома у меня наготове кислородная подушка, Боря с машиной, телефон, и то бывает, что я кричу от отчаяния и безнадежности. Срыв картины угрожает тюрьмой, простой по его вине целого коллектива, срыв плана и выпуска картины к юбилею Ленина.

Вот, дорогой дружочек, как все плохо. Ответь мне, только напиши на чужой адрес, к моим знакомым: Москва, Ленинградский проспект, д. 1, кв. 18.